Единственный раз, когда мы по-настоящему спорили, это когда он влюбился в Би-Би Ходзира. Я еще тогда знал, что что-то в ней не то, но не мог выразить словами. Даже сам думал, что я просто ревную ее за близость к Аурику, так что я оставил подозрения и старался радоваться тому, что Аурик так с ней счастлив. Но ведь мы были очень малой и незначительной Семьей, а она была из клана Ходзира. Чтобы произвести впечатление на ее Семью и доказать свою любовь, Аурик вышел на Арену против Железного Гладиатора, и этот проклятый гад его убил. Он не был к этому вынужден. Он мог просто нанести Аурику почетную рану и дать ему уйти. Вместо этого он всадил меч Аурику в глаз – просто чтобы показать свое искусство. На этом мое детство кончилось. Евангелина стиснула руку Финли. Джулиан не знал и не должен был никогда узнать, что Железным Гладиатором был его друг и герой Финли Кэмпбелл.
– А как тебе эти игрушки? – спросила Евангелина, чтобы что-нибудь сказать.
– Я понимаю, чем может привлечь такое место, – ответил Джулиан. – Но это не для меня. Все детские игрушки остались у меня позади. Я отвернулся от Семьи и сделал своей жизнью работу на Восстание. Ни на что другое у меня просто не осталось времени. Я был хорошим повстанцем. Для меня не было слишком опасных заданий, не было невозможного. А потом я влюбился в Би-Би Ходзира, и моя жизнь кончилась во второй раз.
Ребенком я был очень счастлив. Как будто в глубине души знал, что другого счастья в моей жизни быть не может. – Это грустно, – неожиданно вмешался Джиль. – И не нужно. На самом деле никогда ничего не потеряно. Память о хороших друзьях и хороших временах всегда рядом, на расстоянии одной мысли. В некотором смысле ничего не прекращается. Каждая минута, которой ты дорожишь, каждый друг, которого ты ценил, они с нами, отделенные только временем. Прошлое все еще происходит и будет происходить всегда. О своем детстве я вам рассказывать не буду. Вы мало что поймете – девятьсот лет назад жизнь была совсем другая. Но у меня было две собаки, когда я был мальчишкой. Гончие.
Удивительно работали по следу. Никогда не был так счастлив, как когда гнался по следу за зверем вместе с ними.
Обе собаки погибли, когда мне было десять. У них появились опухоли, и мы ничего не могли сделать. Тогда я их усыпил, чтобы они не страдали. И до сих пор мне их не хватает. Но стоит закрыть глаза, чтобы снова оказаться с ними, и я знаю, что там, в прошлом, мальчик и две собаки до сих пор охотятся в лесах. Мне не нужна такая планета, замешанная на фальшивой ностальгии и потребности спрятаться от реальности. Это для слабых.
А сейчас здесь поле битвы созданий Шаба. Это не игрушки и не товарищи детских игр, это фурии в процессе обучения. Весь этот мир нужно сжечь и забыть – дурацкий эксперимент, который пошел наперекос.
Наступило долгое молчание.
– Что ж, спасибо, Дезсталкер, что ты с нами этим поделился, – сказал наконец Тоби. – Я только знаю, что нас всех ждет в грядущие дни большое утешение. Так, теперь, я думаю, моя очередь. Так вот, лично я считаю, что вы все – пачка слабаков. Нет в моем детстве ничего, по чему я скучал бы.
– Ладно, – ответила Евангелина. – Тогда расскажи нам о своем, без сомнения, отвратительном детстве. Какие страшные и извращенные события сделали из тебя ту омерзительную личность, которую мы видим?
– Мерзким типом я родился, – доброжелательно ответил Тоби. – С годами я в этом совершенствовался. Папочка мой помер, когда я был сосунком. Мама сбежала подальше, чтобы не кланяться дяде Грегору. Он был фанатиком дисциплины еще тогда. Я испортил жизнь длинной череде гувернанток, наставников и вооруженных охранников и устраивал бунт в каждой школе, куда меня посылали. Друзей и у меня не было, и нужды в них – тоже. Был равнодушен к Плюшевому и его приключениям – сентиментальная тягомотина. Меня куда больше интересовал реальный мир и как иметь дело с его коллективной головой к собственной выгоде.
А это, разумеется, вызвало интерес к политике. У меня всегда была особая склонность к грязной игре и двурушничеству. Что мне очень пригодилось в работе холуя по связи с общественностью, а теперь в работе журналиста. Я должен быть назойливым, совать нос в чужую частную жизнь и морочить головы нескольким миллиардам людей при каждом выходе в эфир. Жизнь прекрасна. Или по крайней мере была прекрасна, пока меня не начали кидать с одного театра войны на другой. Когда я говорил, что хотел бы освещать захватывающие события, я не имел в виду, что хотел бы в них участвовать.
– А ты не тоскуешь по своим родителям? – спросила Евангелина. – Я имею в виду настоящих, которых ты никогда не видел.
– Нет, – ответил Тоби безразличным голосом. – Мне они никогда не были нужны. Я сам построил свою жизнь, и мне никто никогда не был нужен. Кроме Флинна, конечно. Кто-то должен направить камеру, куда я показываю. А расскажи нам о твоем детстве, Флинн. Вот это будет история, достойная того, чтобы ее услышать.
– Жаль тебя разочаровывать, – сказал Флинн. – Но у меня было вполне счастливое и вполне нормальное детство. Ни больших травм, ни больших потерь. И мне нравится, что здесь пытались устроить. Тут должно было быть хорошее место – пока не вмешался Шаб.
– А вы, игрушки, что об этом думаете? – спросил Финли. – Я думаю, у вас вряд ли было детство. Если не называть так вашу жизнь до появления фурий. Вы что-нибудь об этом времени помните?
Игрушки переглянулись, и в конце концов заговорил Хэллоуини. Он сидел у ног Джулиана, свернувшись в костистый шар, глядя на языки костра.
– Все мы помним что-то из той жизни, когда были просто игрушками. Мы были перепрограммированы так, чтобы ничего не забывать, и поэтому те воспоминания с нами. Но смысл наши воспоминания имеют с тех пор, как прилетели фурии и пробудили нас от сна ядовитым поцелуем. Фурии дали нам разум в обертке программ Шаба. Они дали нам свободную волю и попытались сказать, что с ней делать. Детства ни у кого из нас не было. Мы появлялись на свет полностью готовыми. Я – Мальчик, но я не знаю, что это на самом деле значит. Мы так мало понимаем, что такое быть живыми. И все, на чем мы можем строить свою жизнь, – это на персонажах, которыми нас создали. Поэтому мы не знаем, то ли мы такие, как мы есть, по нашему собственному выбору, то ли мы просто следуем старым программам. Жизнь для нас до сих пор загадка. Все так ново и так пугает. Все приходится решать самим. Эмоции – это так трудно... Любовь, например. Нам кажется, будто мы знаем, что значит это слово, но нам так мало есть с чем сравнить. Ненависть понять легче. И страх – тоже. Может быть, поэтому плохих игрушек гораздо больше, чем хороших. Быть плохим проще.
– Но многим из нас не нравится, что с нами сталось, – добавил Пути. – До появления фурий у нас не было сознания, и мы не знали греха. Шаб использовал нашу невинность нам во зло. Мы были рождены в мир крови, страдания и убийства, и многие из нас так из него и не выбрались. Нас наполняла месть, а люди оказались такой легкой жертвой. Кое-кто из нас, правда, научился искать искупления.
Морской Козел рыгнул и выковырял кусок мяса из своих крупных неровных зубов.
