— Вот как? — Коллежский советник скроил озабоченную мину. — Что ж, это меняет дело.
Меншиков покровительственно хлопнул непутевого чиновника полиции по плечу:
— Рад, что поняли, и даже готов принять извинения…
— …поэтому, Мечислав Николаевич, профу надеть на фтабс-ротмистра французские цепочки как можно вежливей.
Щелчок — и ухоженные ручки в крахмальных манжетах сковали полицейские наручники.
Меншиков тряхнул «браслетами» и опять улыбнулся:
— У вас будут большие неприятности.
— Это ничего… — добродушно согласился Ванзаров. — Главное, чтоб полковник Ягужинский остался доволен своим помофником. Ну, а пока мои неприятности впереди, прокатитесь с нами, профу в экипаж…
Родион Георгиевич гостеприимно протянул руку. И как только Меншиков ступил на подножку пролетки, шепнул:
— Так ведь, «Аякс»?
Кирилл Васильевич наградил внимательным взглядом и резво прыгнул в пролетку.
Августа 7 дня, лета 1905, около девяти, +19 °C
Особняк князя Одоленского в Коломенской части С.-Петербурга
Джуранский спрыгнул с облучка и безжалостно вдавил кнопку. В ту же секунду по стенам прошла судорога, а стекла чуть не выпрыгнули из рам. Набат электрического колокольчика был слышен снаружи. Что испытали заснувшие обитатели и подумать страшно. Впрочем, прислуга должна быть приучена к поздним возвращениям князя и «боевым тревогам» в ночи.
Ротмистр нетерпеливо позвонил еще раз. Теперь уж и мертвые могли восстать, но в прихожей по-прежнему было тихо.
Но вот стукнул засов, и хриплый голос неласково спросил, кого принесла нелегкая.
— Бирюкин, по коням! — крикнул Джуранский.
Дверь поспешно распахнулась. Бывший «охотник» в полном параде лакея отдал честь однополчанину. Ротмистр церемонно пожал руку:
— Вот что, Иван, дело важное. От тебя зависит, будет ли изобличен убийца князя. Понимаешь?.. То-то же… Зажигай свет, труби зорю, всех, кто в доме, — в седло, то есть, это… выводи в сени. На все даю ровно пять минут. Все ясно, вольноопер? Исполнять!
Кавалерийская закалка опять совершила чудо. Холеный лакей позабыл, что не должен козырять офицеру и не обязан бросаться со всех ног будить дом. Он исполнил все, словно погоны, честь и приказ — главное в жизни.
Уж как удалось Бирюкину, пинками иль матюгами, успеть — неизвестно, но ровно в отведенное время, напуганная и полусонная обслуга сбилась у парадной лестницы. Ротмистр похвалил за службу и передал дело своему «напарнику».
Тревожную обстановку Родион Георгиевич постарался разрядить ласковой интонацией:
— Господа, я пригласил вас для того, чтобы выяснить обстоятельства смерти князя Одоленского. Для этого потребуется суфий пустяк, всего лифь повторить вчерафний вечер в точности. Могу ли надеяться на вафу помофь?
Противников изысканной вежливости не нашлось.
Было предложено остаться только тем, кто лично встречал князя ночью. Возникла непродолжительная суета. Кто-то уверял, что и он был, но ему указывали на ошибку, в общем, никто не хотел уходить. Шептание слуг накалялось перебранкой.
Пришлось вступить логике. Тут же выяснилось, что конюх спал в конюшне, дворовый работник — на кухне, а садовник в сторожке. Их коллежский советник попросил удалиться.
Осталось пятеро: двое младших слуг, Бирюкин и две кухарки.
— Теперь покажите, откуда встречали князя.
Слуги позицию знали четко. Бирюкин — у парадных дверей, на некотором отдалении — двое слуг, стряпухи — у кухонного входа.
Похвалив, Родион Георгиевич просил оставить освещение, которое было накануне, и пояснить: как именно прошел князь к себе и где находился его гость. Это оказалось несложно сделать. Но яркий электрический свет, резавший глаза, потушили.
За князя выступил старший филер Курочкин — сухопарый, но высокий. За ним следовал Меншиков в наручниках. Бирюкин поклонился и спросил: «Что угодно вашей светлости?». Слуги приняли пальто, кухарки так и стояли без дела. «Князь» поднялся по лестнице, «гость» прятался позади. Вся церемония заняла едва ли минуту.
Держать ответ первым приглашен был Бирюкин:
— Ну, Иван Карпович, этот ли господин приходил с князем?
Верный лакей прибывал в сомнениях: да, господин похож, особенно костюмом, и росту схожего — чуть ниже плеча. Но полной уверенности мешала полутьма. Иван не готов был признать Меншикова под присягой. Зато слуги, находившиеся подальше, в один голос утверждали: был именно этот господин. Хотя видели лишь спину. А кухарки и вовсе уверяли, что разглядели мужчину — он это, без сомнений. Правда, под таким углом и с такого отдаления, что признали бы и Ванзарова.
В общем, выходила ерунда.
Между тем Меншикова отвели в кабинет. Джуранский занял пост у окна, Курочкин перекрывал дверь. Наручники сняли. Штабс-ротмистр по-хозяйски уселся в кресло, закинув ногу на ногу и, кажется, пребывал в прекрасном расположении духа.
— Как прошла очная ставка? — с ухмылкой спросил он.
Родион Георгиевич нашел себе место в знакомом кресле:
— Отчего рефили, что это очная ставка?
— Чем иным может быть спектакль со слугами?
— Значит, признаете себя виновным?
— Конечно, нет.
— Позвольте на будуфее совет.
— С удовольствием.
— Преступника выдают не столько слова и поступки, сколько простая логика. Невиновный сразу бы спросил, в чем его обвиняют, а вы поспефили и стали запираться. Это офибка, фтабс-ротмистр.
Меншиков на мгновение задумался, но тут же улыбнулся и погрозил пальчиком:
— Ай да шутник, господин Ванзаров! На этакой ерунде хотите сделать из меня без вины виноватого. Думаете, я в чем-то могу признаться? Я служу закону, а не преступаю его.
Родион Георгиевич улыбнулся:
— Дорогой мой, вы и так с головой себя выдали.
— Что за бред, любезный?
— Только логика, милейфий. Приводим вас в чужой дом, соверфаем непонятные действия, сажаем в кабинет, а вы, даже не интересуетесь: почему князь позволяет полиции распоряжаться. Не странно ли? Нет. А почему? Потому, что знаете: князя тут нет. А откуда знаете? Одоленского ведь не было в бане и синематографе.
Штабс-ротмистр проявил закалку характера и снова улыбнулся:
— Скрутили, напугали, я и вправду забыл спросить: что с князем?
— Вернее было спросить: «где»… Князь убит.
— Да что вы? Какой ужас!
— Поэтому ожидаю признания: как вы убили Одоленского?
— Ни малейшего желания говорить.
— Какая досада! — Родион Георгиевич дернул ус и печально сморщил лоб. — Видимо, придется мне…
