— Расскажи мне о племяннице Николая Карловича.
Софья Петровна сложила платочек квадратиком и, всхлипнув, сказала:
— Мы мало общались. Она милая, замкнутая девушка, молчаливая, все сидела в саду в одиночестве с книжкой. Такая Татьяна Ларина в двадцатом веке, вообрази?! В общем, ничего особенного. Замкнутая дурнушка.
— Так вы не водили разговоров за вечерней чафкой чая, как подруги?
— Конечно, нет.
— Насколько я знаю, брат Антонины — Антон Ильич, тоже уехал на профлой неделе. Опифи его.
Оказалось, брата Софья Петровна видела мельком, то есть почти не видела вовсе. Он вечно где-то пропадал, по рассказам Николая Карловича, ненавидел дачную жизнь и все время проводил у друзей в городе. Возможно, они бы познакомились ближе, но госпожа Ванзарова бывала у Берсов раз или два за все лето. Обычно Николай Карлович сам забегал.
Родион Георгиевич выслушал внимательно и опять не к месту спросил:
— Что у тебя пропало?
— Что? — не поняла супруга.
— Могу ли знать, какое платье ты не можефь найти недели две?
В глазах жены отразились восхищение, удивление и даже страх:
— Не знаю, Родион, каким непостижимым образом ты узнал! Неужели в России полиция действительно всесильна?
— Сонечка, что пропало из гардероба? Платки Глафиры в расчет не бери…
— Это такая глупость, что и говорить совестно… Но если настаиваешь… Я не могу найти платье, в котором ездила на похороны тетки в Казань…
— В черных кружевах, и ефе к нему вуаль глухая и перчатки, тоже кружевные, — заботливо добавил Ванзаров.
Вот тут Софья Петровна поразилась до глубины «израненной души»:
— Как мало я тебя ценила! Ты помнишь мои платья! Ты благородный человек!
Щеку коллежского советника украсил наградной поцелуй. А такой поцелуй дорого стоит.
Пролетка встала у сиротского института на Обводном канале.
Любящему отцу не потребовалось и десяти минут, чтобы разыскать среди одинаковых девчушек, одетых в серо-казенные платьишки, два истинных сокровища. За считанные часы ссылки дочки умудрились пропахнуть кислым духом сиротства и призрения. Оля и Леля, причесанные, но перепуганные, так вцепились в папенькину шею, что почти задушили. Оторвать их не смогла ни нянька, ни мамаша.
Последовала исключительно слезно-охательная сцена воссоединения семейства. Такие моменты следует милосердно опускать по причине их исключительного вреда для психического здоровья. В конце концов, тут не дамский роман!
Расцеловав крох, Ванзаров все-таки передал детей на руки супруги и Глафиры. Сам же разместился около извозчика, приказав ехать к дому.
Августа 9 дня, ближе к семи вечера, +18 °C
Управление сыскной полиции С.-Петербурга, Офицерская улица, 28
По дороге соскочил на Офицерской. Городовой Язин, несший пост, резво отдал честь и лично побежал отворять дверь. С чего бы вдруг?
Первый же встречный чиновник Казанского участка изогнулся в поклоне и попросил разрешения пожать ручку-с. Необъяснимая эпидемия почитания свирепствовала беспощадно. Каждый служивый счел непременным долгом выразить глубокое уважение господину коллежскому советнику.
Надо признать, Родион Георгиевич прибыл свершить тяжкий, но неизбежный поступок, а ему выказывают почет, как высокому начальству. С какой стати? Трудно предположить, что с ума сошло столько человек одновременно.
На втором этаже дежурил чиновник сыскной полиции Елисеев. Коллежский асессор выскочил из-за стола и разве в ноги не упал:
— Господин Ванзаров! Наконец-то, мы вас везде ищем! Прошу срочно пройти в телеграфную!
При его появлении в застекленной комнате полицейского телеграфа телеграфист сел по стойке «смирно», если такое можно вообразить, и быстро отстучал ключом какое-то сообщение. Колесо с намотанной бумагой ожило и выдало ответную полоску.
— От господина Филиппова из Ялты, — высоким голоском пискнул сотрудник полицейского резерва.
Телеграмма была краткой:
здравствуйте зпт родион георгиевич тчк
— Стучите, — приказал адресат, отправляя ленточку в мусорное ведро:
здравия желаю зпт господин начальник тчк подаю отставку тчк
Телеграф быстро принес ответ:
недоразумение улажено тчк восстановлены полностью тчк
На что Ванзаров отбил:
поздно тчк отставка тчк
Но телеграф упорствовал:
не принимаю тчк нужны нам тчк нужны департаменту тчк нужны министерству тчк ожидайте награду тчк
Обратно ушли слова:
благодарю тчк отставка тчк
Станочек замолчал и вдруг передал ленточку:
голубчик зпт простите старика тчк не сомневался минуты тчк обстоятельства сильнее тчк подробности лично тчк примите глубокие извинения тчк мир впрзн
Ну, что тут поделать? Остается только одно:
принято тчк приступаю тчк нужны полномочия окончить дело тчк
Филиппов ответил незамедлительно:
управление ваше распоряжение тчк богом всклзн
Ворох бумажных ленточек отправился в карман брюк плотным клубком.
Чудеса посыпались как из решета изобилия. Не успел Родион Георгиевич переступить порог кабинета, а телефонный ящик уже трезвонил во все колокольчики.
— Ванзаров у аппарата, — сообщил он черному амбушюру.
— Поздравляю, коллежский советник, с прекрасной работой! — Голос директора Гарина дрожал от воодушевления. — Столько преступлений раскрыть одним махом!
— Мне хорофо помогали.
— Знаю, голубчик, про ваши беды, наслышан. Но теперь все позади. Теперь вас ждет заслуженная награда. Сегодня, в девять вечера, извольте прибыть на Фонтанку, в канцелярию Министерства Двора. Вам назначена аудиенция. Примите мои поздравления.
— Слуфаюсь.
— И пожалуйста, друг мой, идете ко двору, мундирный фрак, конечно, рановато, но парадный сюртук не забудьте… А то я вас знаю, в сыскной, все норовите пиджачок неприметный! — Гарин посмеялся собственной шутке и отключился.
Вот какие невероятные камуфлеты случаются в нашей империи, господа.
На часах было начало восьмого. Он прикинул: успеет не только заехать за мундиром.
Августа 9 дня, около восьми, холодает
Дом на Малой Подьяческой улице
Золотые пуговицы блеснули в полутьме дверного проема. Гость вошел и быстро снял форменную фуражку.
— Вы? — изумилась Антонина. — В форме и не узнать! Вам идет… А где Николай Карлович? Он не задерживается никогда, я просто места себе не нахожу… Что-то случилось?
