А чем занят «Мемнон»? Он выполняет миссию особую: называет себя «Петром Ленским» и заводит роман с моей супругой. В чем цель? Госпожа Ванзарова объявляет мужу, что уходит от него, в тот момент, когда он впутывается в сложнейшее расследование. Ванзаров ожесточается и все силы бросает на работу. Для чего? А чтоб успел в срок раскрыть преступление — ровнехонько за четыре дня, к 9 августа. Ведь на 10-е число уже назначен прием сирот. Для усиления эффекта господин Ванзаров получает письмо с поздравлением выросших рогов. Для этого пригождается Мищук, вообще притянутый для незначительных поручений и как страховка на крайний случай, если я уцелею.
Итак, механизм запущен, ошибки или случайности быть не может. Но рок, как известно древним, подстерегает всегда.
4 августа Одоленский приезжает на дачу к Берсам, но не знает, что за ним следит ревнивый любовник. Николя Тальма видит «Мемнона», думает, что это новая пассия князя, возвращается в город и устраивает Павлу Александровичу скандал. Князь орет и срывает горло, чем обрекает себя на смерть. Тальма в истерике уезжает в Москву, чем спасается.
Катастрофа случается вечером. Петя заявляет, что не желает становиться монархом, не может отказаться от порочных страстей и вообще хочет быть обычным человеком. В последнем желании он — копия отца. Николай тоже ведь не хотел царствовать, требовал разрешить ему брак с Матильдой Кшесинской и вообще вел жизнь загульную… Но я отвлекся. В результате наследник престола гибнет. Что делать? Выручают гениальность и авантюризм «Мемнона»: он решает стать Петром Ленским!
А как же чиновник сыскной полиции? Перед ним предстает любительница уголовных романов Антонина Берс. Николай Карлович ассистирует перевоплощению. Софья Петровна и Глафира уже видели «Антонину» с лицом Пети Ленского. Требуется их нейтрализовать. Для этого явится ротмистр Модль, найдет «запрещенную литературу» и отправит госпожу Ванзарову под домашний арест. Что касается Глафиры, то у нее на руках будут маленькие девочки, так что некогда ей за соседями следить.
У трагедии начинается второй акт. В пятницу «Мемнон» с князем разыгрывают похищение ковчежца. В субботу утром извозчики возят ковчежец между Финским вокзалом, Малой Конюшенной и Арсенальной, при этом получают устойчивое воспоминание о моей супруге и князе Одоленском. Для полной гарантии добавляется дворник Епифанов. На Растягаеве «Мемнон» путешествует в черном платье Софьи Петровны, которое снимает перед дверями моей квартиры. Из дома выходит юноша приятной наружности. Далее в действие вступает гипнотическая техника. А вот Пряникову повезло больше. Он возит молодого мужчину и получает убеждение, что видел красавца князя.
Итак, в ковчежце находятся «чурка» и список содалов «Primus sanguinis». В воскресенье самый вероятный убийца найден в постели с взорванным горлом. Путем счастливых случайностей уже к вечеру розыск выходит на его убийцу — штабс-ротмистра Меншикова. Но и он гибнет на глазах чиновника сыскной полиции.
Тучи сгущаются, моя супруга и кухарка арестованы, дети в приюте, я под подозрением и даже отстранен от службы. Но мне удается выйти на очередного содала — стряпчего Выгодского. К несчастью, тот гибнет от взрывающихся сигарок. Однако не напрасно. Ванзаров получает решающую улику, указывающую на главного виновника: убийца — Николай Карлович.
Но в игру опять вступает случай. «Мемнон» видит объявление «Незнакомца» в «Новом времени» и решает использовать шанс, чтобы скорее подставить под удар Берса. И посылает его на встречу в дачный лесок. Видимо, с приказом представить липового гипнотизера, взяв всю вину на себя. Уговорить просто: Николаю Карловичу обещают помучаться в камере с месяц, а потом — свобода и процветание уже в «новой» России. Но «Мемнон» знал, что Берс может сыграть одну роль: опереточного злодея. Он просчитал: убедившись в фальшивости убийцы, я захочу проследить, куда ведет эта ниточка, и обязательно отпущу его. Остается только ждать с включенным мотором. И коллежский асессор гибнет под колесами.
У меня нет выхода: висит угроза ареста, надо спасать из заточения семью. Я предъявляю ротмистру Модлю труп убийцы. Этого достаточно. Меня немедленно представляют министру двора, которому я доказываю, что никакого заговора нет, а расчлененный труп, без сомнения, принадлежит Петру Ленскому. За что и получаю награду.
Что должно было случиться дальше? Третий и последний акт трагедии. Ванзаров своими руками подносит феникса, заводит ключик… Неизбежно гибнет цесаревич, возможно, кто-то из великих княжон, а если повезет, и государыня. Государь впадает в прострацию, это не трудно предположить, зная его характер. Ягужинский указывает виновных. Утешая Николая, полковник намекает на первого сына: его следует приблизить и сделать наследником ввиду таких исключительных для трона обстоятельств. А потом… Я не умею сочинять фантазии. Логике дальнейшее не поддается. Союз старой и новой крови уже потребовал много крови свежей. Сколько бы пролилось после?
Не могу знать, каким бы властителем стал «Мемнон», но уверен: за одним мудрым царем, отстроившим империю, пришло бы десять бездарных, порушивших труды его. Не по силам единственной воле справиться с ленью миллионов подданных. К тому же российская вседозволенность и презрение к законам — это Сатурн, всегда пожирающий своих детей. Возомнивший наполеоном погибнет от себя самого. Хотя будет уверять, что всего лишь забыл про мельчайшую улику или обдернулся, и туз открылся дамой пик. По-иному быть не может. Высшая логика не дозволит.
Злодей, дерзнувший на права Создателя, неминуемо обращается в шестеренку высшего замысла. В этом я уверен, как инквизитор. Жаль, что гений и злодейство не только совместны, но и невозможны друг без друга.
Что же касается символа возрождения власти — серебряного феникса, то здесь все банально. В коллекции Одоленского хранился экземпляр с камешками горного хрусталя. Ювелира Кортмана он попросил изготовить такой же, но с бриллиантами. Ведь дарить цесаревичу какие-то стекляшки, даже от имени сирот, для князя было немыслимо. Вот и все.
На сим завершаю и прошу: папку, которую нашли, не открывать, а поступить с ней так же, как с неоконченным романчиком Николая Карловича. То есть сжечь не читая. Впрочем, писания его племянника вкупе с моими письмами — туда же. Если устроите аутодафе на углях дачи, доставите мне истинное удовольствие. Примите уверения в искреннем почтении.
Ваш Ванзаров.
P.S. Желаю счастливо съездить в Гамбург на 10-й съезд Международного союза криминалистов. Везите любые новинки, которые раздобудете. Нам все пригодится.
Пролетку сильно дернуло, лошади встали.
— Тута… значить… эта, мля? — поворотясь, осведомился извозчик.
Аполлон Григорьевич осмотрелся. Пейзаж выглядел бесподобно: слева дача с выбитыми стеклами, правее торчат обгорелые головешки какого-то строения, кусты вырваны, деревья повалены. Приехали куда следует.
Лебедев прихватил посылку, Никифору Пряникову велел ждать, не заплатив, и отправился на пепелище.
Свежая газета, в которой печаталась сенсация из Портсмута о заключении мира с Японией и депеша о гибели полковника Ягужинского от пули студента-революционера, была скручена в жгут, ставший факелом. Плотный картон не хотел заниматься, но пламя наконец принялось и окрепло. Криминалист подержал за уголок, чтобы огонь стал сильным, обжег пальцы и бросил полыхающую стопку бумаг. Дождавшись, когда костерок обратился в пепел, растоптал его тщательно.
