Чиновника полиции охватила паника, ему показалась, что выбор неверен и вести даму на борьбу – верх безумия, надо что-то придумать. Родион краснел на глазах, рискуя обогнать цветом маки платья, но ничего не мог выдумать, кроме как предложить:
– Не изволите отужинать в «Палкине»?
Хорошенькие губки слегка надулись, васильковые глазки подернулись печалью, и Софья Петровна с мягкой нежностью намекнула, что вечер в ресторане – это не то, о чем может мечтать девушка.
– Ну, тогда поедемте в Измайловский сад, там сегодня французская борьба, замечательные атлеты, – в отчаянье проговорил кавалер, ожидая, что вот сейчас прогонят совсем.
Софья Петровна обрадовалась искренно. Войдя в пролетку, как принцесса на трон, потеснилась, чтобы и Ванзарову нашлось местечко. К ужасу и восхищению Родион ощутил, как теплая и мягкая часть женского тела доверчиво прижалась к его ляжке. Из-за тесноты, разумеется. Без пошлости, попрошу...
Ну, так вот... О чем мы? Ах, да... Софье Петровне мало показалось этакой пытки, и она устроила свою ручку под локтем чиновника полиции. Родиона кинуло в кипящий котел, из которого он вынырнул помолодевшим, хотя куда уж больше.
Пролетка тронулась. Хитро подмигнув, Софья Петровна сказала:
– Ну, кавалер, развлекайте меня...
Блея и заикаясь, Ванзаров начал плести околесицу о погоде и международной политике, Абиссинскому вопросу и Балканскому вопросу, но барышне стало скучно.
– Лучше расскажите, как ищете тех страшных преступников, что зарезали кого-то на Невском и бедную женщину отравили.
Чиновник полиции объяснил, что дело очень темное. Но скорее всего убийца – ближайшая подруга погибшей, хотя не все так просто, и за ней, возможно, кто-то стоит. Что же касается юноши, то здесь пока полный туман: известно, что он велосипедист, но и только.
С глазами, полными восторга, как показалось Родиону, кому же еще, Софья Петровна потребовала подробностей, до которых женщины большие любительницы. Не называя имен, Ванзаров удовлетворил ее любопытство. После чего барышня стала щебетать не умолкая. О чем она говорили дальше, Родион не помнил. Как не помнил, что происходило на ринге, и кто выиграл. Несмолкаемый шум, публика, надрывающаяся от восторга, ароматы пота и опилок – все это осталось смутными мазками. Потому что главная картина была так хороша, что кроме нее ничего не хотелось знать: все те же васильковые глаза. А вы что подумали? Надо же войти в положении Родиона, в самом деле.
Вечер пролетел, как одно мгновение. Софья Петровна яростно болела, хлопала и даже свистнула в два пальца, чем умилила несказанно. Родион бегал за прохладительным лимонадом, за пирожным, еще за какой-то прихотью, но это было в удовольствие. Он готов был к разгулу до утра, с цыганами и медведями, или как там полагается, когда душа рвется наружу. Но Софья Петровна благоразумно попросила отвезти ее назад.
Ступив на тротуар Невского, она взяла его руку и сказала:
– Вам, Родион Георгиевич, очень бы пошли усы.
Ванзаров обещал завести их не откладывая, прямо с утра.
А дальше случилось невообразимое: барышня, чуть приподнявшись, чмокнула разгоряченную щеку.
– До завтра? – спросила она, улыбаясь. – На этом месте. Только теперь я вас повезу. Ну, прощайте... Спокойной ночи...
Родион пролепетал вежливую абракадабру, а потом еще с полчаса торчал, приходя в себя. Пока мутные фонари газового света перестали плясать перед глазами радостными солнышками. Опустошенный душевно и материально, так что даже не осталось полтинника на извозчика, юный сыщик побрел к себе домой на Садовую.
Так хорошо ему никогда не было. Он пообещал запомнить этот волшебный вечер до самой смерти.
11
Посредине всей Большой Конюшенной улицы стараниями городской Думы разбит узкий бульвар с хилыми деревцами. Для удобства публики кое-где расставлены деревянные скамейки. В этот час прохожих почти не осталось. Младший городовой Ермилов, поставленный в ночной пост на угол Невского, приметил, что на одной из скамеек виднеется нечто белое. Но интересоваться не стал.
При очередном обходе через четверть часа, Ермилов разглядел, что пятно было светлым платье. Барышня, прилично и даже богато разодетая, судя по всему, наслаждалась вечерней прохладой и белой ночью. Городовой не стал ее беспокоить. Мало ли что: поссорилась с мужем, вот и гуляет. Ведет себя тихо, без безобразий, не пьяная. Порядок не нарушен – это главное.
До утра городовой еще раз пять проходил мимо, посматривая и прислушиваясь. Ветерок играл цветочками на соломенной шляпе и оборкой платья, но барышня не шелохнулась, сидела так покойно и невозмутимо, что Ермилов не решился беспокоить. Рассвет она встретила на скамейке. Пока к городовому не пришла утренняя смена.
Ермилов доложил старшему городовому Семенову, что ночь прошла без происшествий, вот только дамочка странная на скамейке.
Семенов глянул, внутри у него что-то екнуло, и он торопливо зашагал к середине бульвара. Сменяемый поспешал следом.
Педалаж
«Для того, чтобы достичь действительно блестящих результатов в езде, невозможно обойтись без педалирования. И потому новичку необходимо, как только он научится ездить вперед, тщательно следить за стопой и по мере возможности развивать ее работу».
Там же.
1
Неженатые чиновники департаментов Министерства внутренних дел могли снимать на квартирные деньги, добавляемые сверх жалованья, скромное холостяцкое жилище. Какое и досталось Ванзарову. У него имелась маленькая гостиная, крохотная спальня и кабинет, такой тесный, что еле удалось впихнуть письменный стол. Про кухню и говорить нечего: половину занимала дровяная плита. И только зря переводила место. Готовить на ней все равно было некому. Кроме воскресений и праздников, когда его ждал несравненный обед в родительском доме, питался Родион в трактирах поблизости, или обеды, в час ужина, приносила жена отставного титулярного советника, жившего на последнем этаже. Плата за еду была скромной, а на вкус – домашняя. Чего еще желать! А как же прочие бытовые мелочи? Они решались, на удивление, просто. Обстирывали его прачки из соседней прачечной, костюмы и рубашки шил портной с первого этажа, ботинки чистил сапожник на Сенном рынке, так что Родион Георгиевич был вполне самостоятельным мужчиной в расцвете лет, который героически обходился без забот маменьки. И кто, скажите, от такого счастья захочет жениться? Так ведь нет...
Ночь Родион спал плохо. И не оттого, что боялся предсказаний мадам Гильотон. Страх чиновнику полиции не ведом, как известно. К тому же в мистику он верил куда меньше, чем в логику. Иное мешало закрыть глаза, рождая диковинные видения, и заставляло бегать с голыми ногами на кухню испить водицы. Родиона распирало незнакомое чувство, как забродившее вино – хлипкую бочку. Что это было, он и сам не мог объяснить. Но только казалось, что начнется такая счастливая, безмерно прекрасная жизнь, в которой будет только любовь, семья и прочие сладости. Ванзаров словно опять объелся вареньем, как однажды в имении бабушки. Только тогда живот выворачивало наизнанку, и язык прилип к небу, а тут сердце готово было плясать краковяк. И сил как будто прибавилось.
