— И как же поступили?
— Кое-как выбрался на лестницу, вроде полицию надо вызвать. А как вызвать, если на меня сразу подумают: я ведь в лужу крови заступил. Что тут делать? Дверь запер и ключ на место положил. По лестнице сбежал, заставил себя по двору медленно пройти, чтобы никто не подумал, а уж потом сюда и до вечера не вылезал… Честное слово, господин полицейский, чистая правда!
Илюша смотрел на грозного стража закона со страхом и надеждой. Даже хохолок как-то по-своему пытался помочь хозяину.
— Вы, конечно, ловко историю сплели, но… — Ванзаров выдержал паузу, становившуюся с каждой секундой все более угрожающей, — есть свидетель, который все видел. И в убийстве обвинял вас. Причем публично.
— Откуда вы…
— Полиции все известно. Чем же Шилкович вам угрожал?
— Не угрожал! Считал, что из-за меня с Макаром что-то случилось, раз его нет… Такая глупость. Сам небось это и натворил. Друг назывался, а таланту Макарки завидовал страшно, до слез… Вот и выдумал чушь, чтоб на меня свалить.
— Шилкович — ваш сосед. Не слышали, когда он выходил утром?
— В ссоре мы были до того… Так, ерунда, но я принципиально не разговаривал с Ольгердом… А тут он как с цепи сорвался: подбежал, говорит — это из-за тебя картины нет, что натворил с Макаром? Ну, я, конечно, спуску не дал…
— То есть он знал, что с Гайдовым что-то случилось.
— Именно так. А я тут ни при чем… Уж так вышло.
— Где найти Шилковича?
— Что его искать… — Илья испустил тяжкий вздох. — Сидит в соседнем зале… Между нами теперь все кончено… Позвольте!.. Так что же я забыл?.. Макар жив?! Скажите же, что с ним?!
Грозный чиновник мольбу пропустил мимо ушей и потребовал от художника не отходить от графинчика до вечера под страхом немедленного ареста филерами, которые засели в засаде, буквально обложив «Вену» кольцом. И, не простившись, отправился в соседний зал.
Атмосфера здесь мало отличалась. Только все больше пели. Наверно, музыкальные гении слетелись. Отчего и дымили поменьше. Одинокий живописец с завитком на лбу боролся с графинчиком, как и его хохолковый друг. Тихо подойдя сзади, Ванзаров гаркнул:
— Ольгерд?!!
Юный талант подпрыгнул и окатил водкой скатерть. Пока переполох не унялся, Родион уселся как можно ближе и молча уставился на художника. Трудно человеку, когда посреди одинокого запоя врываются вот так без спросу. Прямо нити души рвутся в клочья. Шилкович же таращился на него, зажав пустую рюмку в онемевших пальцах.
— Что… кто…зачем… — проговорил он.
— Сыскная полиция, особый отдел, — мрачно пояснил Ванзаров. — Хотите узнать, зачем вас нашли, или сами расскажете?
Завиток не нашелся, что ответить. Ему помогли:
— Отмалчиваться бесполезно. Вы подозреваетесь в убийстве вашего друга, Макара Николаевича Гайдова. Совершено вчера утром между девятым и десятым часом… Что, господин Шилкович, убивать легко, а жить с этим — непросто?
— Да что вы такое говорите…
— Я говорю, что вчера утром после восьми утра вы постучались к Гайдову. Пришли с вином и бокалами, дескать, отметить будущий успех. Он вам открыл, но пить не стал. Попросили картину показать, Макар отказался. Как ни уговаривали, он стоял на своем. Слово за слово — у вас взыграли нервишки. Схватили, что попало под руку, и ударили друга в висок. Когда обнаружили, что Гайдов мертв, сорвали картину и спрятали у себя на квартире. Где мы ее вскоре и обнаружим. А уходя, закрыли дверь ключом, что над дверью хранился. Только не заметили, как попали ботиночком в лужу крови. Ножка у вас тонкая, с другой не спутаешь. След как раз подходит… Так ведь было?
— Нет, не так! — в свой черед крикнул Завиток.
— Поправьте, если ошибаюсь.
— Я действительно пришел к нему примерно в четверть девятого. Он с вечера просил заглянуть, боялся проспать развеску. Макар дверь не отпер, ответил, что уже проснулся, скоро сам доберется. Я и пошел в Общество. И вина никакого не было!
— Когда вернулись?
— Быстро. Туда и обратно. Наверно, и девяти не было… По дороге Макара не встретил, хоть деваться ему некуда. Тогда я решил поторопить его, может, лег вздремнуть. Он странный, всякое выкидывал… Стучу, никто не отзывается…
— Продолжу… — предложил Родион. — Захотелось хоть одним глазком на полотно взглянуть. Любопытство задушило. Взяли ключ с перекладины, открыли… Продолжайте…
Слегка дрогнувшей рукой Шилкович наполнил рюмку, выпил и занюхал кулачком, как делает большинство мужского населения империи. Тех самых мужиков, что пашут, сеют и жнут, а картин не пишут. Куда только богемность делась.
— За порог зашел, смотрю: Макар на столе привалился. Как-то странно, скособочился. Позвал… Голоса не подает. Подхожу ближе, а у него из виска кровища хлещет… И не дышит… Я из квартиры выскочил, дверь запер, ключ — на место и пошел по городу гулять. До ночи бродил, не мог успокоиться…
— Следовало вызвать полицию.
— Страшно стало. Оправдываться потребуют. Еще ботинок запачкал, еле платком оттер. Тут выставка на носу, начнутся расспросы, подозрения, вот как сейчас! — взвизгнул Завиток. Жалобно и отчаянно.
— Что же картина?
— Что — картина? — не понял юноша, подливая в рюмку. Надо же, пьет — и не пьянеет. Комплекция хрупкая, а хоть бы что. Вот бы такому обучиться. Крайне полезное умение для сыщика.
— Как с ней поступили? — пояснил Родион.
— Что можно делать с пустым местом! Драпировка скинута, мольберт голый.
— И вы сразу решили, что это дело рук господина Глазкова.
Ольгерд залил рюмку в глотку, хлопнул об стол и спросил:
— А что тут можно подумать?
— Например, господин Софрониди. Живет напротив — ему сподручней.
— Может, и Колька, — согласился верный друг. — Только Илюшенька — подлец отменный. За рубль кого хочешь продаст. Все переживал, сколько Макар денег за картину загребет, все завидовал богатству его дядьки. Больше некому…
— Когда спускались, на лестнице кого-то встретили?
— Не было никого. Рано ведь…
— Во дворе наверняка кто-нибудь был.
— Вот и нет: пусто. И ворота отперты…
— Объясните, господин Шилкович, зачем Глазкову картина? — резко повернул Ванзаров. — Допустим, он украл и убил. Что дальше? Что с ней делать? Вы бы как поступили?
Завиток поморщился:
— Не знаю… Продал бы…
— Выдав за свою?
— А что такого? Подождал бы лет пяток, пока все забудется, и неплохо заработал. Гайдов писать умеет.
— Какой там сюжет? — невзначай спросил Родион.
— Если б знать! Макарка, гад, секретничал, закрывал ее, как невесту… Никто не знал… Водку будете?