Спустившись на два пролета, до самого выхода, Родион повернул новым ключиком французский замок и выглянул на Екатерининский канал. Парадный вход отсюда почти не заметен, изгиб дома прячет его. Но если швейцар гуляет снаружи, ничто не мешает приглядывать и за черным ходом.
Вернувшись проторенной дорожкой, Ванзаров запер потайную дверь и бочком, чтобы лишний раз не глядеть на жертву, пробрался в прихожую.
Городовой почтительно ждал распоряжений, и они уже почти сорвались с языка, когда что-то больно впилось в плечо. Его крепко тряхнули, а громовой бас у него над ухом разразился отборными проклятиями, печатными из которых были «негодяй», «подлец» и «проходимец». Обращаться так с незнакомым человеком некрасиво, а уж с сыщиком при исполнении — чревато. Тем более Ванзаров не мог вспомнить поступков, за которые его стоило так чехвостить. А за те, что стоило, — уже получил в детстве от матушки.
Сбросив с плеча хваткие пальцы, он развернулся, готовый дать решительный отпор, и в нос ему шибанул смешанный запах перегара и дорогого одеколона. Статный господин почтенных лет с лицом, искаженным злобой, пребывал в той стадии бешенства, когда человек за свои поступки не отвечает. Увидев лицо врага, Родион ощутил странное спокойствие.
— В чем дело? — спросил он таким ледяным тоном, что в воздухе блеснули морозные узоры… Ну, хорошо приврали для художественного эффекта. Все равно строго осадил, что уж тут скромничать.
Дородный господин (Родион успел заметить рубиновую заколку на его галстуке) зарычал нечленораздельно, от чего городовой малость остолбенел, и уже занес было над юным чиновником рукоятку зонта, но присмотрелся…
— Да вы кто такой? Мальчишка!
— Коллежский секретарь Ванзаров, чиновник сыскной полиции. С кем имею честь?
Мгновенно спрятав зонт, грозный сеньор резво сдулся, отступил на шаг и заискивающе улыбнулся:
— Прошу простить… Ошибся… Не в ту квартиру, как видно…
— Кого же хотели зонтиком угостить?
— Ах это… Ха-ха… Прошу извинить, так, дружеская шутка, знаете ли… Разрешите откланяться…
— Для начала извольте назваться, — совсем уж полицейским образом потребовал Родион. Городовой же, в отместку за растерянность, хмурился и присматривался, как бы ловчее скрутить наглеца. А может, и шашкой жахнуть для успокоения души.
— Не стоит беспокойства… Просто ошибка… Мои извинения, господа… — И незваный гость стал пятиться к двери.
— Стоять! — без всяких сантиментов приказал Ванзаров.
Господин с рубином застыл как статуя.
— Не извольте беспокоиться… — только выдавил он.
С него потребовали имя и звание.
— Карлов Дмитрий Иванович, мещанин, — сообщил он, приятно улыбнувшись. И куда только смелость подевалась. Перед мальчишкой готов на вытяжку стоять, ох уж эти обыватели…
— К кому шли с сюрпризом? — напомнил Родион.
Господин Карлов засмущался, забормотал об ошибке, но в конце концов сознался, что желал бы видеть господина Донского лично и немедленно.
— Могу в этом помочь, — ответил Ванзаров. — Извольте следовать за мной.
Вежливо пропустив гостя вперед, Родион позволил ему насладиться зрелищем во всей красе, а сам наблюдал за реакцией господина Карлова.
Разглядев среди объедков раскинутое тело, господин Карлов охнул и закрылся пухленькими ладошками. На фаланге упитанного пальчика сверкнул массивный перстенек.
— Можете опознать убитого?
Дмитрий Иванович болезненно застонал, но выжал из себя нечто похожее на «да».
— Кто жертва? — продолжилось истязание.
— Он…
— Извольте уточнить, кто «он».
— Донской… — выдохнул Карлов. — Умоляю, господин сыщик, разрешите выйти, не могу на это смотреть…
— Да вы же только что намеревались сделать с покойником нечто подобное.
Солидный господин застонал:
— О боже! За что же мне эти терзания…
Неопытность полицейского, а скорее, человеческая жалость не позволила Родиону мучить человека дольше. Он только спросил:
— Как же узнали, даже не взглянув?
— Перстень…
Действительно, на безымянном пальце левой руки Донского красовалось кольцо массивного золота с зеленым камешком. Игрушка мужского самолюбия, так сказать.
— Владеете ювелирной мастерской? Разбираетесь в брильянтах?
— Это мой перстень! — словно в отчаянии, бросил Карлов.
— Украден у вас?
— Да подарил его Донскому!.. Подарил!.. Умоляю, разрешите выйти, господин… Нарзанов…
— Ванзаров, — поправил его Родион и проводил в гостиную.
Легко оправившись от испуга, Дмитрий Иванович расположился в широком кресле, словно у себя дома. Такие натуры быстро загораются, но так же быстро и отходят, везде чувствуя себя в своей тарелке. Родион старался следить за деталями мимики, которые, как знал от древних авторов, выдают не только характер, но и то, что человек пытается скрыть или попросту солгать. Однако Карлов держался вполне свободно, глаз не прятал. Во всяком случае, поймать фальшь Родиону не удавалось. На вопрос «как часто здесь бывал?» Карлов сообщил, что пришел впервые, потому и решил, что перепутал квартиру.
Тогда Родион зашел с другого конца и спросил, как давно Карлов знаком с Донским.
— Не так чтобы очень… Месяц, может, два, — неохотно сознался тот.
— Проясните ваши общие интересы. Деловые начинания…
— Да какое там… Так… Особо никаких. Приезжал в гости.
— В таком случае постарайтесь объяснить: чем ваш друг заслужил порку зонтом? Или предпочли бы что-то более тяжелое?
Карлов отмахнулся, как от ночного кошмара:
— Да что вы такое говорите… Разве способен убить человека? Посмотрите на меня!
Строго говоря, такой господин способен на многое. Комплекции хватит и подкову погнуть, и личико в кровавый студень обратить. Даже каменной перчатки не понадобится.
— Я бы желал услышать ответ, — напомнил строгий юноша.
— Раз настаиваете… — Дмитрий Иванович как будто скукожился, стал меньше ростом, а может, глубже провалился в кресло. — Только умоляю, дайте слово, честное и благородное, что это останется между нами. Не переживу стыда. Дело касается чести моей семьи, а это — святое.
Родион хоть и был не чужд вопросов чести, но в этот раз коварно пробормотал что-то неопределенное. Этого оказалось достаточно. Карлов разразился исповедью…
…Господин Донской оказался в его доме случайно. Однажды, проводя вечер в клубе, Дмитрий Иванович познакомился с очаровательным молодым человеком, острым на язык, приятным в общении и легко расстающимся с деньгами. Потому что их у него было в избытке. В общем, Карлов смекнул, что такое сокровище в полном расцветете сил, который, по его мнению, наступает как раз к тридцати годками, и есть то, что так давно ждет его обожаемая дочурка. Разумеется, тайный замысел Карлов оставил при себе, но просил заехать в гости, просто и по-дружески. Донской явился к семейному обеду и буквально очаровал всех. Супруга Дмитрия Ивановича против обыкновения была мила и добродушна, а дочка… Тут мало слов. Надо было видеть, как расцвела Лаура Дмитриевна, как загорелись ее щечки, как стыдливо прятала глазки. Надо сказать, что Донской оказался расторопным и сообразительным господином. И стал заезжать чуть не каждый день. Карлов с тихой радостью следил, как развивается роман, тем более что дочь, кажется, по-настоящему влюбилась в Донского. Что в браке по расчету всегда приятно. Будучи человеком прогрессивных взглядов, Карлов разрешил Донскому уединенные прогулки с Лаурой, позволял ему вывозить ее в театр и прочие увеселительные заведения. Время летело быстро, дочь только и говорила, что об «Иване Ивановиче», да и господин Донской, кажется, дошел до той степени любовного нетерпения, когда пора уже предложение сделать. Семья ожидала счастливого события в биографии обожаемого дитяти. Вопросы приданого на этот раз играли второстепенную роль. Донской был обеспечен, но все равно за дочерью Карлов давал десять тысяч годового дохода. И дачку в придачу.
