Так и не выпутавшись из тины мыслей, Родион позвонил в дверь с элегантной табличкой «Княжевич В. Г.». Стоило ей раскрыться, как юный чиновник буквально остолбенел.
Как известно, перед женской красотой он испытывал некоторое смущение, плавно переходящее в трепет. Хорошенькое личико и ясные глазки доводили до такой робости, что Родион терял большую часть своих боевых качеств, превращаясь из грозы преступников в застенчивого юношу. Кем и был на самом деле. Для победы красоты над логикой требовалось совсем немного. Заманчивое платье, аккуратная прическа, чуть косметических средств, помада — и наш герой уже готов. Но в том-то и дело, что в даме ничего подобного не нашлось.
Напротив: распухший нос, покрасневшие, слезящиеся глаза, растрепанные волосы и болезненная бледность. К тому же отчаянный запах лука, который, как известно, считается лучшим домашним средством от хвори. Она куталась в пуховой платок, стоящий горбом, кашляла и вытирали платочком ноздри. И все равно даже в таком отчаянно простуженном виде была… великолепна. Трудно описать эту красоту. Отборная порода в точнейшем исполнении каждой детали. Ожившая скульптура великого зодчего. Чего тут зря болтать, стоить поверить: Родиону было от чего впасть в ступор. И выглядеть полным дураком.
Выждав, сколько было прилично, но так и не услышав причины визита, госпожа Княжевич плотнее закуталась, напомнив, что на лестнице холодно и, если гостю угодно что-то сообщить…
Ванзаров встрепенулся и объяснил, кто посмел тревожить больную. Лилия Павловна была так озабочена простудой, что не нашла сил удивиться приходу полиции. Родиона пригласили в дом, извинились за отсутствие горничной, отпущенной на праздники (вешать пальто самому, чаю не ждать), и указали на диван в гостиной.
— Прошу извинить за ужасный вид, у меня уже третий день… грипп, — сказала она новомодное слово так вкусно и мило, что слушать его было одно удовольствие.
Отъявленно светским тоном Родион ответил, что это он должен просить прощения за беспокойство и все такое.
— Так что же вас привело? — Больная мягко намекала, что сейчас не лучшее время для любезностей.
— Дело касается вашего мужа, — торопливо ответил Ванзаров, пока еще не вполне владея собой.
На божественном личике не отразилось удивления, холодное выражение словно принуждало гостя не мямлить, а скорее приступить к делу. Ощутив это нетерпение, Родион подсобрал растерянную уверенность и спросил, в котором часу Виктор Геннадиевич (произнес без ударения на «о») вышел из дома. Оказалось, довольно рано, сразу после девяти. Странно, что любящий муж оставил супругу в таком болезненном состоянии, но касаться это темы было невежливо. Зато он спросил, известно ли, куда Княжевич отправился с утра пораньше в праздник.
— Наверное, к одной из своих любовниц.
Сказано это было столь равнодушно и просто, что Родион невольно согласился: действительно, куда еще пойти мужу от хворающей жены.
— Предполагаете конкретную персону? — спросил он, стараясь выдерживать игриво-равнодушный тон.
— У Викто́ра так много развлечений… — Лилия Павловна вынужденно прочистила нос, — что отмечать конкретную, как вы точно выразились, довольно скучно.
— И вам хватает сил говорить об этом так спокойно?
Что поделать, и Родион, бывает, допустит ошибку. А тут ошибка серьезная: нельзя вторгаться в личную жизнь свидетеля. Тем более дамы.
— Вы еще молодой человек, — сказала она с тем же вялым спокойствием. — А у нас с Викто́ром восемь лет брака. Меня трудно удивить его поведением. Мы уже давно чужие люди. Следовало бы жить раздельно, но об этом, а тем более о разводе, он и слышать не хочет. Видите ли, в «Львиный» клуб не допускают разведенных мужчин. Так что каждый развлекается в праздники как ему удобно. Я болею, а он — с любовницами. И все счастливы.
Следовало немедленно свернуть со скользкой темы, но Ванзаров, словно забыв, что постороннему человеку нельзя совать нос в семейные дела, спросил, давно ли произошел раскол в их отношениях.
Как видно, характер Лилии Павловны имел чрезвычайный запас терпения и миролюбия в отношениях с мужчинами разной степени зрелости. Спустив бестактность, она ответила:
— Если вас, господин Ванзаров, интересует конкретный срок, то это случилось семь лет назад, когда Викто́р потребовал, чтобы я сделала аборт. Он считал, что заводить детей так рано — неудобно, нам следует пожить для своего удовольствия. Я поддалась и совершила это преступление. За что и была вскоре наказана. Теперь я не могу иметь детей. Однако моего мужа это не смущает. В правилах «Львиного» клуба о детях ничего не говорится, о чем же беспокоиться. Вам этого достаточно?
После такого признания красивая, хоть простуженная женщина казалась спокойнее статуи. А вот юному чиновнику хватило через край.
— У вашего мужа есть оружие? — спросил он, стараясь не смотреть на Лилию Павловну. Духу не хватало.
— Я подарила ему красивый револьвер с перламутровой рукояткой и инкрустацией. Название какое-то английское.
— Позволите на него взглянуть?
— С удовольствием, если бы Викто́р не забрал его сегодня.
— Объяснил, для чего берет оружие?
— С какой стати ему передо мной отчитываться, — Лилия Павловна вымученно улыбнулась.
— Можете предположить причину?
— Да хоть показать в клубе… Или на свежем воздухе пострелять с какой-нибудь очаровательной барышней. Они так мило визжат от звука выстрела.
— Часто господин Княжевич берет оружие?
— Хочу напомнить: я не слежу за своим мужем. Сегодня не было горничной, кому-то надо было запереть дверь, поэтому я увидела, как он заворачивает оружие в бумагу и прячет в карман шубы.
Лилия Павловна, как воспитанная женщина, могла одним незаметным движением показать, что гость испытывает терпение больного человека. Пора и честь знать. Уловив этот намек, Ванзаров сразу встал. Только спросил напоследок:
— Вы готовы повторить эти показания для протокола и потом в суде?
Госпожа Княжевич пожала закутанными плечиками:
— Почему бы нет?
— Это может привести вашего мужа к суровому приговору и каторге.
— А что такого Виктор совершил? — впервые заинтересовалась она.
— Не имею права рассказывать. Во всяком случае, сейчас.
— Вот как… Что же натворил наш милый очаровательный муженек такого ужасного?.. Тюрьма и каторга, говорите… Какая неприятность… Но от своих слов не откажусь.
— И не станете выгораживать мужа?
— Господин сыщик, что я слышу: вы толкаете меня на нарушение закона?
Ничего подобного Ванзаров не хотел. Просто не мог поверить, что женщину, да еще красавицу, можно довести до того, что закон для нее будет дороже родственных связей. Оказывается, и такое бывает. Попросив заглянуть в сыскную, когда даме будет удобно, чтобы дать показания, Родион простился и вскоре входил в тот самый полицейский дом, в который пригласил Лилию Павловну.
