— У него отменный учитель, — сказал Родион. — Мальчик хороший. Послушный. В точности исполнил, что велели. Будет что вспомнить официантам.
Лебедев так обрадовался Коле в живом виде, что пропустил камешек мимо ушей. Живой — остальное не важно.
И она вполне оправилась. Села на ковер, обхватив колени, с интересом разглядывая чуть полноватого юношу, что спас ее от неминуемого кошмара. Искра расчехлила оружие, готовясь к главной битве. Это будет похуже летящего кулака. Звериным чутьем она поняла, что домашнего вида юнец куда опасней того, высоченного. Чему и улыбалась.
Родион подошел осмотреть разбросанные вещи. Подготовка проведена основательно. Даже кальсоны наследнику закупил. Полная достоверность.
— Не нашли золотых слитков или ассигнаций? Опять не повезло? — спросил он, приятно улыбаясь барышне. Такая женщина заслуживала тонкого обращения. Голые руки, обнимавшие юбку, горевшую зелеными искрами, казались нежными и хрупкими. Невинными и безгрешными. Как и должны быть у настоящей кобры.
— Не понимаю, о чем вы? — Она беззащитно похлопала ресницами.
— Наследник маньчжурских рудников оказался нищ.
— Ах, я не понимаю, что вы такое говорите, господин полицейский.
— Хорошо, что нам не надо представляться.
Подошел Лебедев, окатил барышню потухающей ненавистью и выставил на ладони бутылочку темного стекла:
— Все, попалась, — сказал он буднично. — Хлороформ у нее в ридикюле.
Искра сочла нужным похлопать ресницами. Вся такая невинная.
* * *
Улица отдалась зябкому сну. С крыш капало. Дул промозглый ветер, теплый и колючий. Под ногами хлюпало снежное месиво. Иван был счастлив. Провалы памяти, что пугали и отнимали силы, не возвращались. Терлецкий был ласков и даже похвалил за чистый вид. Самое главное — в душе Ивана наконец наступили мир и затишье. Он понял, что напрасно все дни, что помнил, и, наверно, еще больше те, что забыл, так мучил себя. Когда все так просто и естественно.
Теперь, когда он точно узнал, что должен делать, ему стало хорошо и даже радостно. Оказывается, так просто обрести покой в душе: принять решение, с которого нельзя свернуть. Казаров точно знал, что с этого решения свернуть нельзя. Он себе этого не позволит. И все останется в прошлом. Не будет гадкого магазина с мерзким, до самых печенок, запахом роз, которые он люто ненавидел. Не будет Терлецкого с его уроками и дисциплиной. Не будет страданий.
А что же будет?
А что будет, то и будет. Быть может, одно нескончаемое наслаждение. Или ничего не будет. Какая разница. Зачем об этом думать? Еще начнешь размышлять, перебирать, как раньше, того глядишь, духу не хватит. Теперь надо крепко за себя держаться. Осталось совсем немного.
От этих мыслей, от того, что он умеет быть сильным и спокойным, Казарову стало светло и спокойно. Он поднял воротник, засунул руки в карманы и побрел в сторону дома, где снимал угол.
Мимо пронеслась бешеная пролетка, кони били копытами с такой яростью, что брызги полетели ему в спину. Иван не обернулся и даже кулаком не погрозил. Какие это, в сущности, мелочи — брызги снега. Перед тем решением, что он принял, все казалось мелким и несущественным.
Он прикинул, что успеет поспать, наверное, часов пять. Теперь он не боялся засыпать. И утром снова в магазин. Обязательно нужно, чтобы внешне все оставалось как прежде. Чтобы никто не догадался. Особенно Терлецкий. Ивану казалось это особенно важным.
* * *
В полицейском участке она держалась раскованно. Скинула полушубок, выставив беззащитно-прекрасные плечи, закинула ногу на ногу. Из-под юбки высунул носик острый ботиночек. В подбородок уткнулся указательный пальчик, локоток вызывающе устроился на колене. Искра открыто и призывно рассматривала молодого чиновника. Вороненые усы ей всегда нравились. А в этом было еще что-то, что занимало. Хотелось забыть о профессии и познакомиться с ним поближе. Но, видно, не в этой жизни. Сзади пыхтело чудовище, что чудом не сломало ей нос. Этот господин был неинтересен. Таких она видывала. Городовые и вовсе отошли в смущении.
Искра не скрытничала. Назвала свою фамилию, отказалась от чести бланкетки и подтвердила, что проживает в столице на законных основаниях. Вела себя так, словно не она на допросе. А совсем наоборот.
— Почему меня задержали, господин Ванзаров? — спросила она томно. — Разве проводить вечер с мужчиной — преступление? Разве за любовь наказывают?
— Проводить — нет. Пытаться убить, отравив хлороформом, и обобрать — безусловно.
— Считаете меня воровкой? Посмотрите на меня. Одно платье стоит больше, чем все одежонки того бедного мальчика. Да, он мне понравился, угостил шампанским, повез к себе. Но на пороге силы его оставили. При чем тут я? Что я у него украла? Предъявите же.
Лебедев, ходивший как маятник, нагло засмеялся.
— Ишь какая! — добавил он и захрустел конфетами.
Его не удостоили и взглядом. Искра подалась к Родиону:
— Разве не видите, что совершили ошибку и задержали невинного человека? — сказала она. — Но я готова простить. Я готова простить вам…
— Крайне признателен. — Родион слегка поклонился, хотя за канцелярским столом много не накланяешься, того гляди лоб расшибешь. — Вы задержаны по подозрению в убийстве.
— Да, я убивала, — сказала она с наигранным вызовом. — Я убивала мужские сердца. Многих покинула с разбитыми и печальными. Но исключительно с живыми сердцами.
— Вы подозреваетесь в убийстве барышень: Ольги Кербель, Марии Саблиной и Зинаиды Лукиной, — буднично, как чиновник, отчитал Родион. — С чем и будете задержаны до выяснения всех обстоятельств или дачи признательных показаний. Желаете сделать признательное показание?
Искра убрала пальчик и прислонилась к спинке стула. Что-то не понравилась ей игра, совсем не про то зашел разговор. Не зря опасалась молодого.
— Что за чушь, — ответила она уверенно. — Знать не знаю никаких барышень. Меня интересуют мужчины, а не какие-то облезлые курицы.
— Факты говорят обратное.
— Какие факты! — Искра впервые повысила голос. — Нет у вас ничего.
Родион подвинул склянку темного стекла:
— Этот хлороформ был обнаружен в вашей сумочке. При помощи него привели в бессознательное состояние чиновника полиции Гривцова, который выполнял особо секретное поручение… Прошу не перебивать… С помощью этого же хлороформа вами были отравлены все названные барышни. Результаты экспертизы это подтверждают, все верно, Аполлон Григорьевич?
— Как в аптеке, — ответил Лебедев сквозь леденцы.
Женщина в змеиной коже сразу поняла, что на шее затягивается петля. Крепко и основательно. Юнец оказался куда хуже, чем хотелось. Просто змей какой-то.
— Не травила я никаких девиц, — сказала она. — Да и вашего клоуна тронуть не успела. На руках еле дотащила. И хлороформ не нужен.
