Стася приподнялся на локтях и тут же получил легонький тычок в бок. Гость без церемоний стукнул его по ребрам носком ботинка, довольно острого. «Что вы себе позволяете!» – хотел заявить Стася, но вместо этого повалился на спину и ручки подтянул к подбородку. Точно – насекомое.
– Лежи тихо, тогда ничего не будет, – сказал незнакомец. – Знаешь меня?
Когда гость бьет хозяина по ребрам ногой, а потом спрашивает, знакомы ли они, дескать, не ошибся ли случаем, даже не знаешь, что ответить. Стася решил, что в данной ситуации правда будет вернее всего. Но язык прилип к сухому небу. Он только головой замотал.
Черный силуэт присел, подставив лицо свету.
– А так?
Так было значительно лучше. Хотя как посмотреть. Стася не был лично знаком, но наслышан был достаточно. И как он пальцы ломал нерадивым подрядчикам, и как приказчика еще бы чуть-чуть, и задушил. В общем, то, что Стася знал, не радовало. Лучше лежать тихо и не рыпаться.
– Вижу, узнал, – сказал гость. – Это хорошо, значит, не надо представляться.
Действительно, Стася знал, как зовут секретаря Порхова. Хотя предпочел бы совсем не знать.
– У меня к тебе дело, Стася, – сказал Ингамов сразу по имени и на «ты», хотя виделись они впервые. – Дело такого свойства, что лучше оно останется между нами. О моем визите ты забудешь, как о страшном сне. Ты не против?
Стася совершенно не возражал. Просто не мог шевельнуться. Как жук на булавке.
– Забыть я тебе советую, но помнить советую не менее твердо. Ты понял?
Стася все отлично понял, хотя от него требовали двух противоположностей одновременно: забыть, но помнить. А деваться некуда.
– Ты Жаркова хорошо знаешь? Приятели?
– Да, – наконец сказал Стася.
– Он ведь с тобой всяким делился, верно? Про делишки свои рассказывал, про похождения разные.
– Ага… – согласился Стася.
– Так вот, мой тебе совет. С этого момента ты забываешь все, что он тебе рассказывал. Причем забываешь так крепко, будто и не было вовсе. Ты меня понял?
– Да-с…
– А если тебя кто спросит: «Станислав, а рассказывал тебе друг про всякие свои похождения?» – что ты должен ответить?
– Что? – повторил Стася.
– Ты должен ответить одно: ничего не знаю, ничего не помню, а если и были какие разговоры, так и все из головы вылетело. Ветром сдуло. Нет ничего, пусто. Вот такой у нас уговор будет. По рукам?
– Да-с…
– Умница, Стася, сообразительный мальчик. Долго проживешь. Если сможешь. Раз такой смышленый, отвечай честно, а то рассержусь. Что тебе дружок твой передал на хранение?
Стася пытался задуматься над странным вопросом, но мысли путались.
– Бумаги давал? – спросил Ингамов.
– Не было такого…
– Записи какие-нибудь, письма, дневник? Дневник Жарков вел?
– Нет-с… Да вы у него же и спросите… При чем тут я!
– Кому, как не другу, ценную вещь на хранение отдать. Ну, так что?
– Не было ничего… Поверьте, Матвей…
– Так и быть. В этот раз поверю. Но смотри, Стася. По дружбе нашей повторю: держи язык за зубами, крепко держи. Иначе подчистую лишишься и зубов, и языка. Это я тебе обещаю, слово моряка…
Стася получил несильный, но очень обидный тычок в тот же бок. Он пискнул, как мышь, которой наступили на хвост.
– Ну, спи-спи… Не буду мешать.
Стася покорно зажмурился. Вокруг стало тихо. Подождав, он приоткрыл глаза. В саду было пусто. Только ветер играл листками. Неужели приснилось?
Скромный с виду домик с резными ставенками словно сошел с картинки уездного рая. Густые кусты смородины и крыжовника за заборчиком, потом яблоневый сад, а за домом – корабельные сосны. Сам же дом требовал ремонта. Краска заметно облупилась, но стены стояли прочно.
Пристав остановил у калитки.
– Прикажете подождать?
Ванзаров спрыгнул на утоптанную землю, что подменяла на Парковой улице брусчатку, и приподнял шляпу.
– Вы мне очень помогли, Сергей Николаевич. Дальше я сам.
– Как вам будет угодно…
– Еще маленькая просьба. Видимо, придется у вас погостить денек-другой. Так что не затруднит выделить комнату в участке? Господин предводитель грозился дачей, но это лишнее. Я могу рассчитывать?
– Можете. Найдем что-нибудь, рядом с приемной есть пустая комната. Там и кровать имеется. Матрас и белье вам притащим. Иных удобств не имеется.
– Вот за это низкий поклон, – сказал Ванзаров и не думая кланяться. – И последнее. Пошлите кого-нибудь в Петербург ко мне на квартиру, а то вещей никаких. Даже чистую сорочку завтра не надеть. Там выдадут, спросите эм-м… Ну, в общем, кто будет в доме, тот и выдаст. Да, и не забудьте сохранить обломок палки. Это важная улика.
Пристав подумал, что вот оно – счастье служить в столице: юнец озабочен чистыми сорочками и обломками палок. А ему, скромному защитнику закона в глухом уголке, порой некогда в баню сходить. От этих мыслей лицо его, и так сосредоточенное, нахмурилось окончательно. В сердцах он прикрикнул на возницу, пролетка припустила по Парковой.
Сняв шляпу, Ванзаров постучался. Открыли сразу, будто подслушивали за дверью. На пороге стояла женщина в простом домашнем платье, с покрасневшими руками. Голова повязана цветастым платком, какие обожают барышни-крестьянки. Пахло от нее свежей кашей и чем-то домашним, из детских снов. Хозяйка приставила ладонь козырьком.
– Никак, сам пристав заезжал?
– Доброго здоровья, госпожа Лукьянова.
– Да уж, нынче госпожа, – ответила она, разглядывая гостя. – А вы кто такой будете?
Ванзаров назвался чиновником из Петербурга.
– Мне бы господина Жаркова повидать, – закончил он.
– Ваньку? Так ведь нету его…
– А где же он? Неужели на службе?
– Да кто его знает! Молодой, красивый, сил много, семьи нет, гуляй – не хочу.
– Когда же он ушел?
– Вечером еще. Как вернулся, так и потом снова куда-то подался.
– Не беспокоитесь, что вашего постояльца до сих пор нет?
Хозяйка оправила фартук и уперла руки в боки.
– Чего же мне беспокойства разводить? Он, чай, не ребенок. Никуда не денется. Городок у нас маленький, все свои… Пусть себе гуляет, раз силы есть.
– Жарков частенько по ночам пропадает?
Чиновника из Петербурга осмотрели по-хозяйски и подмигнули.
– Само собой. Дело-то молодое. Сам, небось, не прочь того… Ух!.. Беда от вас, красавчиков, девкам… Ишь, усища какие распустил, аж дрожь пробирает… Что же это на пороге стоим, заходите, господин хороший, я блины завела…
