Замок царил над соснами островерхой башенкой. Надо задрать голову, чтобы рассмотреть шпиль с кованым флажком. Ванзаров даже шляпу придержал. Дом лучше любого досье раскрывал характер хозяина: прочный, основательный и самоуверенный до невозможности.
Игнатий Парамонович не счел за труд лично приветствовать гостя, выйдя из-за стола размером с небольшую телегу.
– Какая честь, господин Ванзаров, благодарю, что пожаловали, устраивайтесь, чего желаете? – говорил он, крепко потряхивая и сжимая руку. Играть с лесным королем в армреслинг было опасно: без пальцев останешься. Захват стальной.
– Откуда вы узнали, что я собираюсь заглянуть к вам? – спросил Ванзаров, с облегчением освобождая руку. – И откуда вы меня знаете? Фёкл Антонович сообщил?
– Да как же не знать такого гения! У нас тут провинция, но кое-что из столицы доходит, следим с интересом за успехами отечественного сыска, – ответил Порхов, усаживаясь в массивное кресло, казавшееся под ним детским стульчиком. – Ну, а коли навестили наш городок, грех к нам не заглянуть. Всегда хорошим гостям рады.
Ответ расплывчатый. В газетах об успехах Ванзарова мало что писали.
– К сожалению, не могу вас обрадовать, – сказал он.
– А что же так? – Порхов присматривался, оценивая молодого человека на предмет крепости характера.
– Вот так. А заглянул я к вам поговорить об убийстве инженера Жаркова.
– Жарков? Это кто ж такой будет? Не из моих знакомых.
– Тот самый Жарков, которого вы приказали убить.
Порхов усмехнулся:
– Разве ж так можно, прийти в честный дом, и сразу обухом по голове. У нас так не принято.
– Вам не по нутру прямой разговор?
– Отчего же, можно и прямой. Как вам будет угодно.
– Тогда докажите, что не вы организовали на него покушение.
– Да разве мы в суде, чтобы мне свою невиновность доказывать? К чему мне трогать этого негодяя?
– Следовательно, признаете, что знаете Жаркова.
Такого с Порховым давненько не бывало. Чтобы его вот так, запросто, втянули в ловушку, а он и охнуть не успел… Нет, это не дохляк столичный. Тут волчья натура проглядывает. Дай слабину – порвет в клочья и не подавится. Опасный гость пожаловал.
– Допустим, так, – ответил он, неторопливо подбирая слова. – Только что из того? У нас город маленький, каждую собаку знаешь.
– Вот как? Выходит, Жарков для вас – собака.
– Не цепляйтесь к словам, Родион Георгиевич. Вижу, что вам палец в рот не клади… Давайте по-простому, как есть, на духу…
– Сердечно признателен, – ответил Ванзаров. – Тогда, как на духу, поясните мне: что за скандал был, когда ваша дочь кричала на всю улицу «убийцы»?
– Уже знаете… Ох, сыщик!
– Сами сказали: город маленький. Я не сыщик, а чиновник сыскной полиции.
– Не обижайтесь! – Порхов примирительно замахал. – Я ведь в чинах этих и званиях не силен. В лесу почти живем. Дикари мы…
– Вернемся к обвинениям вашей дочери.
– Пустое это. Настенька у меня единственная, любимица, избаловал, ни в чем отказу не было. Вот и доигрались мы с матерью. Выросла такая, что и слова сказать нельзя.
– У нее был роман с Жарковым?
– Да какой еще роман! – Игнатий Парамонович смахнул со стола чугунное пресс-папье, как пушинку. – Не дорос еще с моей дочкой романы крутить. Шею бы свернул…
– Что же было?
– Да глупость одна… Гуляет у меня свободно, вот где-то и повстречалась с этим… А много ли барышне надо? Личико смазливое с усиками, манеры обходительные, словечки разные, она и готова. Вся на нервах. Только это пустое. Девичьи слезы – не дороже водицы. Все образуется…
– Значит, не убивали?
– Да побойтесь бога, Родион Георгиевич! Посмотрите, ну какой же из меня убийца… Да если бы захотел, от него мокрого места бы не осталось. Вылетел бы из города пробкой…
– Почему же не захотели?
– Да ведь я на это дело как на придурь Настину глядел! – Порхов даже руку на сердце положил. – Думаю, поблажит и забудет. Не замуж же за него идти! Голодранец и развратник. Хорош зять, нечего сказать…
– И все-таки Анастасия Игнатьевна была уверена, что вы к этому руку приложили, – сказал Ванзаров. – Почему?
– Блажь одна, ничего более. Запретил с ним встречаться, вот и показала характер.
– Если не вы убили, тогда кто?
– Вот уж тут и думать не хочу! – Порхов объятия раскрыл, так обрадовался. – Нашлись добрые люди.
– У вас тут прошлой осенью тоже убийство произошло, некой барышни… Не помню, как зовут… Может, как-то связано?
– Не знаю… Не помню… Своих дел столько, что не разгрести…
– Вот как? Интересно. Мне необходимо поговорить с вашей дочерью.
Игнатий Парамонович заметно помрачнел. Но все же остался радушным хозяином.
– Пожалейте дитя. Весь день успокоительным отпаивали. Не бередите рану.
– Какие сильные переживания. Может быть, это любовь?
– Да какая любовь! – взорвался Порхов. – Я ей покажу любовь… Ох, простите. Вы еще молодой человек, у вас и семьи нет. Трудно вам понять переживания отца, у которого единственное сокровище…
– Можем отложить. Скажем, до завтра. Допрос, простите – беседа необходима. В участок вызывать не буду, загляну, когда разрешите. Но вот одно могу сказать наверняка: убийцу я обязательно найду. Обещаю вам.
Порхов вскочил, будто ему вставили шпильку.
– Родион Георгиевич, умоляю! Найдите злодея! Поймайте его! Очистите мое имя. А в благодарность премия в тысячу… нет, в три тысячи рублей!
– Вот как?
– Несомненно! Как сыщете – сразу же и награда вас ждет. Вот как у нас принято! Мы за ценой не постоим ради правды святой!
– Чувствую, на этом деле мне предстоит серьезно разбогатеть, – сказал Ванзаров. – Приз становится все желанней. Интересно. Кстати, а как вы узнали о смерти Жаркова?
– Секретарь доложил.
– Какой осведомленный, однако. С ним можно побеседовать?
– Сколько пожелаете! – Порхов схватил колокольчик и затряс так, что на улице, должно быть, всполошились голуби.
Недавнее убийство будоражило умы и возбуждало фантазии жителей Сестрорецка. Рождались самые невероятные теории. Утверждали, что в городе видели какого-то таинственного незнакомца с записной книжкой. Якобы не входит ни в какое общение, следит за чем-то и все берет на карандаш. Попытки разговорить его или просто познакомиться заканчивались тем, что он исчезал, буквально растворялся в воздухе. Кто такой, чем занят в нашем городе, было решительно неизвестно.
Откуда ни возьмись зародился слушок, что с убийством дело-то нечистое. В том смысле, что имеются доказательства вторжения потусторонней силы. Говорили об этом не только бабы на базаре, но повторяли и просвещенные люди, например, почтмейстер. Вскоре слух оброс такими подробностями, что в них не верили уже те, кто их передавал. Однако болтовня не умолкала.
