– Анька ему наверняка не говорила… – брякнул Аркаша, зажал рот ладошкой, но было поздно. – Вы этого не слышали! Очень вас прошу! Тут уж головы не сносить…
Ванзаров согласно кивнул.
– Образец нравственности и семейных ценностей. Любящий отец и верный муж. Кто бы сомневался. И вдруг – интрижка, – сказал он.
– Родион Георгиевич, лучше не касайтесь…
– Как хотите, не буду, – согласился Ванзаров. – Тогда вернемся к вашей Аньке.
Аркаша пытался возражать, но его и слушать не стали.
– Вы на многих судебных процессах бывали, опыта набрались. Так вот скажите: когда необходимо убийце спрятать тело?
– Когда улики слишком явно указывают на него, – ответил Аркаша.
– Согласен. Еще когда?
– Иногда родственные связи…
– А еще проще?
Аркаша задумчиво глядел на пустую рюмку.
– Не может быть! – вдруг проговорил он, словно на него снизошло откровение. – Хотите сказать, что…
– Сразу видно: профессионал. Приятно. Но почему же «не может»? Как раз очень просто и логично все объясняет. Разве нет? Вот вам и повод уничтожить тело. И побыстрее закончить суд.
– Как же я проморгал!
– Ничего, у вас еще будет шанс отыграться, это я вам обещаю, – сказал Ванзаров. – Адрес Дарьи-модистки знаете?
– В доме на углу Чухонской улицы и Нового переулка, там спросите… Она хорошенькая, берегитесь, Родион Георгиевич. Модистка – опасна, как игла.
– Ничего, справимся. Как гласит старая финская поговорка, на каждую иглу найдется свой наперсток. Кстати, где вчера вечер провели?
– У Фомана ужинал, думал, вас там застану, потом гулял белой ночью.
– А пожар?
– Какой пожар?
– Совсем чутье потеряли. Сгорел дом Зайковского со всеми обитателями.
– Стася? – поразился Аркаша. – Вот это трагедия. Пойти, что ли, дать двести строк в вечерний выпуск.
– Не стоит. Фёкл Антонович не простит такого предательства. Давно хотел спросить: вы Усольцева знаете?
– Этот вонючка? Сынок лавочника Усольцева? – Аркаша сморщился, как от лимона. – Мерзкая личность.
– Это все, что можете про него сказать?
– Про такого и говорить нечего. Амбиций и самомнения – гора. А из университета выгнали. Говорят, организовал какое-то тайное общество. Только все это вранье, куда ему тайные общества составлять? Разболтает. Даже не тратьте время, пустая личность. Тут другое объявилось…
– Поразите меня, – попросил Ванзаров.
Отодвинув рюмку, Аркаша уперся локтем и подмигнул.
– Слушок был, что в городе якобы видели брата Аньки-модистки.
– Вернулся мстить за сестру? Как мило. Как выглядит? Где его видели? Где живет?
– В том-то и дело! Когда ему было лет шестнадцать, значит, это не меньше двадцати лет назад, он взял и уехал в Северную Америку. С тех пор о нем никто не слышал. Анька вообще думала, что сгинул там. Даже я имени его не помню!
– Почему же решили, что он вернулся?
– Есть такой слух. Но откуда взялся – ума не приложу. Может, проверить?
– Каким образом? – спросил Ванзаров. – Предлагаете устроить повальные досмотры всех новоприбывших дачников?
– Хлопотное дело, – согласился Аркаша. – И ведь мне кажется, что я его сам как-то на улице заметил. Еще подумал, что за лицо знакомое?
– Еще раз заметите, дайте знать, – сказал Ванзаров. – А пока нам есть куда потратить силы. Сегодня вечером могу рассчитывать на вашу помощь?
Репортер стукнул себя кулаком в грудь и заверил, что на него – как на скалу. И опереться, и все, что хотите. Любые жертвы. Жертвы от него требовались самые незначительные. Можно сказать: забавные и несерьезные. Аркаша даже переспросил: действительно он все верно понял? Ему указали на роль хоть и скромную, но важную. Как раз для его характера.
Веник шаркал по чистому полу. Хозяйка мела упорно. Только подняла голову, но работу не бросила.
– Заходи, Родион, – сказала она. – Чего на пороге топтаться?
– Марья Сергеевна, простите, что не сказал вам… – начал Ванзаров.
Веник полетел в угол, она обтерла руки о передник и опустилась на стул, что стоял поблизости.
– Чего теперь, Родион, часом раньше, часом позже… А я еще злобу на Ивана держала, думала, загулял, а тут вон что…
Женщина закрыла лицо ладонями. Она не плакала и не стонала, а сидела тихо. От тишины этой становилось муторно и тяжко. И помочь нечем, и поделать ничего нельзя. Ванзаров сел поблизости.
– Послать за доктором? – спросил он.
Она вытерла ладонью сухие глаза.
– Чего напрасно гонять… Мне постовой твой вчера рассказал. Все уже выплакано. Вот только себе дела не найду. Раньше-то суетилась ради Ивана, чтоб ему все горячее. А теперь и не для кого. За веник взялась, чтобы руки занять. Знаю, что не полагается сейчас в доме мести, а мне и все равно. Даже зеркала не завесила. Не могу… Все равно теперь…
– Я бы очень хотел вам помочь…
– Теперь уже ничем не поможешь… У меня блины есть остывшие, еще что-то на плите, может, покушаешь, Родион?
Надо было согласиться, надо было отдать долг вежливости, но времени было мало.
– Я помогу вам тем, что найду убийцу Жаркова, – сказал Ванзаров. – Обещаю, Марья Сергеевна. По-другому утешить у меня не получится.
– Да где ж ты его найдешь… После такого…
– Потерпите день-два. Осталось немного. Мне нужна ваша помощь. Могу я еще раз осмотреть комнату Жаркова?
Хозяйка махнула рукой – делай что хочешь. Чего теперь спрашивать.
Ванзаров вернулся в спальню. С прошлой ночи здесь ничего не трогали. Он тщательно проверил стол, опять заглянул под кровать и даже порылся в шкафу, проверив карманы пиджаков и брюк. Ни одной записки, клочка или хоть обрывка с записями не нашел. Он помнил это отлично, только проверил.
Марья Сергеевна сидела на стуле в той же позе.
– Нашел, чего искал? – спросила она.
– У Жаркова были записные книжки или какие-нибудь записи? Тетради, например?
– А тебе зачем?
– Надо кое-что проверить, – ответил Ванзаров.
– Чего-то Иван строчил, сядет порой и давай записывать.
– В его комнате нет никаких записей. Не знаете, куда они могли деться?
Лукьянова вздохнула.
– Я не трогала, Иван в комнату не разрешал входить. Разве сам выбросил. Чудной он был, веселый…
