– Например, бомба чудовищной разрушительной мощи величиною с грецкий орех, которую можно будет незаметно спрятать в царском поезде. Нашему гению все по плечу! Он может построить летательную машину и с воздуха разбомбить Зимний дворец.
Лиза видела, что ее подруга сгорает от жара революционной борьбы. Для Доры справедливое общество, ради которого она и ее соратники ежедневно рисковали головой, не было чем-то абстрактным. Она поездила по миру и могла на конкретных примерах рассказать, как должна быть устроена жизнь в новой России, освобожденной от оков самодержавия. По словам Доры, в будущем все будут равны перед судом, в стране не останется безработных и нищих. Важнейшие государственные вопросы будет решать не кучка царедворцев, узурпировавших власть, а депутаты народного парламента, избранные от всех слоев населения. А освобожденные женщины наконец получат те же права, что и мужчины.
Постепенно Лиза заражалась новой религией. «Ради такой цели и в самом деле можно пострадать, – думала она, слушая проповедницу прежде неведомой ей веры. – Страдали же апостолы Христа, неся людям знание, полученное от Спасителя». От новых идей и открытий у Лизы временами захватывало дух. Ей открылся целый мир совершенно новых, возбуждающий разум понятий: «коммунистический манифест», «социальная революция», «профсоюзы»… Оказалось, что смысл жизни может заключаться не в устроении личного мещанского счастья. Дора показала юной подруге, какое это наслаждение – служить великой цели, строить лучший мир для русского народа или даже для всего человечества.
Естественно, разговаривали в основном о политике. Удивительно, но при всем своем максимализме и ненависти к существующему строю Дора была готова к диспутам. Механик, хоть и давно работал на революцию, тем не менее иногда позволял себе скептически высказываться об остальных.
– Помилуйте, родная вы моя, – говорил он, подслеповато щурясь из-за толстых стекол очков. – Неужели вы действительно верите в то, что кучке фанатиков под силу перекроить людскую природу? Человек устроен, как любая машина. А машина делает только то, для чего она предназначена. Так же и мы с вами созданы, чтобы есть, пить, размножаться. Людям свойствен биологический эгоизм. А вы пытаетесь искусственно вывести из общественного животного нечто декоративно – альтруистическое. Помилуйте, голубушка! У вас ничего не получится!
– Значит, вы не согласны, что русский человек по своей природе бессребреник и что ему свойственны поиски справедливости? – возмущалась Дора, желая уличить собеседника в страшной крамоле. – Вы же сами попали на каторгу, когда ходили в народ по заданию партии
[40]
.
– Дурак был, – пожимал костистыми узкими плечами механик. – Меня повязали и выдали полиции именно те, кого я пытался осчастливить своими проповедями. Вместо того чтобы университет кончить, лучшие годы в Зерентуйской каторжной тюрьме да на руднике провел. Наша сельская община – это средневековый пережиток, а не база для построения коммун нового типа, как полагали господа Герцен и Чернышевский и те наивные идеалисты вроде меня, что отправлялись в народ агитировать мужичков строить деревенский социализм. Нарежьте бедноте солидных кусков землицы, дайте денег на закупку необходимого инвентаря, скота, и они завтра же хором запоют «Боже, царя храни!». Вот увидите, власти этим займутся и без нашего принуждения.
И практически в каждом споре Механик наступал на любимую мозоль воительницы за права угнетенных женщин.
– А уж ваше намерение избавить в будущем слабый пол от заботы о муже и детях, которых в будущем должно воспитывать государство, и вовсе утопично. Неужто вы и в самом деле полагаете, что большинство женщин денно и нощно мечтают отправить свои чада в детские трудовые колонии социалистического типа, чтобы заниматься государственными делами, наукой и, как вы выражаетесь, свободной любовью? Все это, извините, бред собачий!
– Отчего же вы до сих пор с нами? – едва сдерживая гнев, недоумевала Дора. – Шли бы к какому-нибудь промышленнику со своими талантами. Он бы вас озолотил.
– Скучно, – пожимал плечами Механик. – Да и не нужны у нас никому Кулибины да Черепановы. Я тут предложил одному промышленнику способ втрое увеличить добычу угля на его шахтах и при этом снизить риск для рабочих, ежедневно спускающихся в подземный забой. Так знаете, что он мне ответил? «А зачем? – говорит. – У нас людская жизнь – копейка. А внедрение новой техники обойдется во многие тысячи. Невыгодно! Если же мне какая-нибудь машина для дела понадобится, то я ее лучше в Англии или в Германии закажу. А то меня собственные акционеры без хлеба съедят, если узнают, что я их деньги на русское расходую». – Механик уныло махнул рукой. – Нет, для нормального дела я человек потерянный – с брачком. Тот, кто всерьез попробовал террора, с этой иглы уже не слезет. В нашей конторе все, что сделаю, сразу в дело употребится. Больше нигде не найти такого простора для творчества, как в терроре.
Впрочем, регулярные споры не мешали членам технической группы слаженно работать и производить достаточное количество бомб. Партийное руководство было очень довольно.
Даже то, что некоторые из новейших изделий лаборатории в ходе неудачного покушения на товарища министра путей сообщения попали в руки полиции, в конечном счете сыграло на руку подпольщикам. В газеты просочились сведения, что террористы начали применять против сановников сверхмощные мины, которые их создатели зачем-то помечают своим фирменным знаком качества – голубым ангелочком. Поднялась шумиха, у нескольких крупных чиновников сдали нервы. Перепуганные министры и генералы один за другим подавали в отставку и срочно уезжали за границу. Как выразился один из беглецов в приватной беседе, подробности которой тоже каким-то образом стали достоянием общественности и мгновенно превратились в популярный анекдот: «На этой должности я сделался настоящим параноиком! Даже в ночной горшок заглядываю, чтобы убедиться, что там не сидит заложенный этими негодяями голубой дьявол!»
Глава 19
Прошло больше двух месяцев с тех пор, как Лиза стала работать с Дорой. Однажды в квартире, где они теперь жили, снова появился Андрей. Когда он пришел, Лиза стряпала обед. Выглянув из кухни, она увидела в прихожей какого-то человека в старом плаще, разбитых сапогах. На глаза его был нахлобучен картуз, а нижнюю часть лица скрывал обмотанный вокруг шеи шарф.
Заметив Лизу, незнакомец театральным жестом скинул с себя кепку и начал разматывать шарф. Андрей шутливо объявил, что жизнь представителя британской фирмы, торгующей велосипедами, ему осточертела, так что теперь он – чернорабочий с Сенного рынка.
– Шел вот сейчас сюда, – глядя смеющимися глазами на Лизу, рассказывал Андрей, – и вспоминал, как здорово вы нас в прошлый раз выручили, золотой вы мой человечек. И Дора в своих записках вас очень хвалит. Все думал, какой же подарок вам купить. Уж не сердитесь на меня за такой выбор. – И Андрей с шутливым поклоном подал Лизе коробку, в которой оказались изящные женские ботики.
