Вильмонт незаметно для Долматовского сделал знак коридорному, и тот быстро направился к центру комнаты, опасливо косясь на изумленно следящего за ним постояльца. Слуга быстро убрал со стола грязную посуду. Вместо нее на ловко расстеленной свежей скатерти появилась маринованная селедочка, наваристый украинский борщ, жареная картошка с говяжьими котлетами, зернистая икорка в вазочке и другая закуска. На почетное место прислужник водрузил только что снятую со льда бутылку «зубровки». Получив от Вильмонта сверх оплаты щедрые чаевые, он ушел – на этот раз очень довольный.
Анри сделал приглашающий жест. Почти сутки не евший Долматовский сглотнул слюну, подошел к столу, завороженно оглядел расставленные на нем яства, пошатнулся, первым делом наполнил себе до краев стакан водки и жадными глотками осушил его. Закусил. Второй стакан он поднял уже неторопливым красивым жестом и посмотрел сияющими глазами на таинственного благодетеля.
– Приветствую вас, дорогой гость! В моем лице вы удружили искусству, которое не только блещет славой и богатством, но порой прозябает в нищете.
Он чокнулся с Вильмонтом и, грассируя, с ласковой улыбкой произнес:
– Ваше здоровье!
Актер быстро захмелел. Лицо его раскраснелось. Голос зазвучал приятным бархатным баритоном.
– И все-таки, мил человек, от кого вы – от директора гостиницы? Или, может, из полиции? Поверьте, я не виноват. Эти хамы сами обобрали меня до нитки.
Вспомнив каких-то своих недругов, Долматовский расправил плечи и, грозя в пространство кулаком с оттопыренным мизинцем, вдруг величественно гаркнул на полгостиницы:
– Ничтожные душонки! Узнает тот из вас, кто с черным умыслом в главе посмеет преступить порог сей кельи единенной, десницы праведной металл!
Затем с жаром и тоской:
– Ликуйте, смерды! Пред вами павший бог. Еще вчера ему вы жертвы приносили. Сегодня ж жадные персты торопитесь вложить в его святые раны, и золото одежд сорвать с того, кто был для вас кумир…
Вильмонт понял, что не ошибся в выборе, и перешел к делу:
– Хочу предложить вам роль.
Сосредоточенно насаживая на вилку кусочек котлеты, артист понимающе кивнул и мельком взглянул на гостя:
– Так вы антрепренер.
И тоном мэтра небрежно поинтересовался:
– Что за ролька?
Вильмонт оценивающе продолжал разглядывать актера. Высоченным ростом, фигурой, солидностью походки и манер, Долматовский вполне походил на того, кого должен был сыграть. А бороду можно и приклеить. Анри прекрасно умел накладывать грим и уже прикидывал, как с помощью лицевых накладок и пудры изменит это лицо в нужную сторону. С костюмом же сложностей вообще не возникнет, ибо персонажа, которого актеру предстояло играть, часто видели в солдатских сапогах с заправленными в них по-простецки штанами. В домашней обстановке он надевал русскую рубаху с вышитым на рукавах цветным узором.
– Что же вы молчите? – вопросительно взглянул на визитера актер. – Кого вы желаете, чтобы я вам сыграл?
– Царя.
Актер задумчиво прошелся по комнате, рассуждая сам с собой:
– Царь… Царь… Самодержец… богочеловек со смрадным дыханием… Порок и величие!.. Развратник на троне… А что! Это даже любопытно.
Долматовский сделал величественный жест рукой, нащупывая будущий образ. При этом взгляду Вильмонта открылась здоровенная дыра на халате под мышкой у будущего «самодержца земли русской».
Ах, pardon, – смутился актер, но лишь на секунду. Поселившаяся в голове Долматовского идея новой роли быстро овладевала всеми его помыслами. Прямо на глазах Вильмонта спившееся убожество превращалось в помазанника божьего на земле. Вот он уже заговорил от первого лица:
– С младых ногтей привык я к рабскому поклонению, и при этом вокруг ни одного по-настоящему близкого мне человека… На троне друзей не бывает… Вокруг плетутся паутины заговоров… Так… Так…
«Надо бы попридержать его воображение, – подумал Вильмонт, – а то он, чего доброго, в актерском запале вместо нашего государя какого-нибудь короля Лира, Калигулу или Генриха VIII сыграет». Капитан уже понял, что самым трудным будет заставить найденного им двойника не заниматься творческими импровизациями, а точно копировать флегматичный темперамент Александра III, которого с молодости считали увальнем и даже называли глыбой с глазами.
* * *
Через несколько дней в доме на холме получили новую записку от капитана «Полярной звезды», в которой Штукельберг сообщал, что император собирается в ближайшее время вернуться на яхту.
На следующее утро экипаж «Полярной звезды» в парадной белоснежной форме выстроился на палубе для встречи августейшего пассажира. «Государь» приехал один без семьи в сопровождении казачьего эскорта. При появлении его кортежа на пирсе флотский оркестр грянул торжественный марш гвардейского экипажа. «Царь» поднялся по трапу, выслушал доклад командира корабля и стал обходить строй матросов. Одного из них он даже облобызал за какое-то отличие. К счастью, следящий за всем происходящим в мощную цейсовскую оптику, тайный наблюдатель не заметил, как во время доклада «императору» капитан яхты и стоящие рядом офицеры с трудом сдержали улыбки. А произошло вот что: услышав в свой адрес «Ваше Императорское Величество» и совершенно разомлевший от оказанных ему почестей, актер блаженно закатил глаза и простонал: «Только бы подольше не просыпаться!»
Глава 19
К сожалению, в деятельности разведки недоразумения являются нормальным явлением, ошибки – неизбежны; информация редко бывает полной и точной, и часто намеренно искажается в интересах межведомственной борьбы. Взаимная борьба между разными подразделениями за благосклонность начальства наносит безопасности государства больше вреда, чем иностранный шпионаж и собственный терроризм вместе взятые. Вскоре Вильмонт в очередной раз в этом убедился.
Успех начатой им оперативной игры с окопавшимися в Гельсингфорсе революционерами, беспрецедентное содействие, которое оказал ему в этом деле сам государь, не могли не привести к резкому ухудшению и без того напряженных отношений между удачливым жандармским капитаном и все время догоняющими его в ходе расследования коллегами из питерской охранки.
Однажды Кошечкин навестил Вильмонта в его нумере в гостинице «Мальмстем»; за последнее время они успели сдружиться, и капитан был рад этому приятельству. Гаврила Афанасьевич с удовольствием был готов поддержать любой разговор, но всегда умел вовремя остановиться, чтобы не быть неделикатным. Анри даже казалось, что каким-то шестым чувством старый полицейский догадывается о его знакомстве с молодой женщиной-террористкой.
– Не помешаю? – деликатно спросил Кошечкин входя.
– Заходите, буду рад, – с искренней симпатией ответил Вильмонт, отрываясь от изучения карт гельсингфорского морского района.
Рассказав для порядка о последнем литературном вечере на даче у Вельской, Кошечкин перешел к главному. «Через третьих лиц» ему стало известно, что питерские коллеги Вильмонта добиваются у своего начальства, чтобы им поручили завершить операцию «Царская яхта».
