Но с другой стороны, в них чувствовался переизбыток сил и молодой агрессии. Той самой агрессии, которую хозяева бойцовских собак специально культивируют у щенков.
Анри видел перед собой типичных представителей могучей генерации новых немцев, наполненных гордой уверенностью, что их стране по праву принадлежит мир. Обделенная при дележе колоний, Германия накопила достаточно молодых сил и готова была занести свою хищную лапу над соседними странами. И с детства впитавшим миф об особой «миссии» своей страны молодым ее гражданам не терпелось взять в руки оружие. Анри думал о своем подрастающем сыне, которому предстоит жить в мире, где каждый готов поживиться за счет другого.
Впрочем, суровые красоты норвежской природы и трудности, которые им постоянно приходилось преодолевать, отвлекали Вильмонта от невеселых мыслей. Им пришлось испытать на себе почти все прелести норвежской непогоды. Так что когда горный перевал остался позади, сил любоваться окружающими пейзажами уже не осталось.
* * *
И вот на третий день пути в горном ущелье, голодный и уставший, Анри совершенно неожиданно для себя столкнулся… с Лизой и ее «мужем». После того как его бывшая невеста благополучно покинула Гельсингфорс, предупредивший ее Вильмонт был уверен, что в следующий раз увидит ее уже не скоро. Лизу их встреча по понятным причинам поразила еще больше. Она даже выронила посох от неожиданности, но не нагнулась, чтобы поднять его. Они стояли на противоположных берегах бурной горной реки и изумленно смотрели друг на друга. Ее спутник принялся махать Анри рукой и что-то кричать. Но из-за страшного грохота, производимого мощным потоком, Анри не мог разобрать его слов.
Проводник повел Вильмонта и немцев к тому месту, где, по его словам, находился подвесной мост. Лиза и ее спутник тоже двинулись вдоль берега параллельно им. Глядя на женщину, которая воплощала для него любовь и страсть, самые заветные мечты о счастье и горечь от невозможности его достижения, Анри испытывал странное чувство, будто их разделяет не просто река, а пограничный водораздел между двумя противоположными мирами. Словно между ними встал какой-нибудь мифический Стикс, по которому Харон в своей лодке перевозит умерших людей из мира живых в царство мертвых Аид.
Странная бредовая мысль взволновала Анри: «Если все-таки случится чудо и нам удастся коснуться друг друга, пусть это будет означать, что и судьбы наши, так долго блуждавшие по отдельности, снова соединятся».
Они встретились почти на середине моста. Лиза по-мужски протянула Вильмонту руку и назвалась незнакомым ему именем. Голос ее едва заметно дрогнул. Загадавший желание Анри с волнением взял ее ладонь и заглянул ей в глаза.
Но тут спутник Лизы – высокий мужчина в годах – тоже протянул Вильмонту руку для пожатия. Кисть у него была сухая и сильная. Офицерская выправка и моложавый вид скрадывали годы этого прекрасно сложенного господина. Если бы не седина, не морщины и не выцветшие от времени глаза, невозможно было бы понять, сколько ему лет. Такие мужчины даже от старости умирают молодыми.
Пожимая его правую руку, Вильмонта так и подмывало поинтересоваться: зажила ли его левая рука? После их стычки в лаборатории несчастного доктора Лехтинена, слева в районе плеча у этого господина должна была остаться отметина от хирургического скальпеля.
Мужчина представился Рудольфом. Анри в свою очередь назвал имя, которым прикрывался в этой экспедиции. Он был уверен, что этот Рудольф и есть эмиссар партии, который координировал деятельность заговорщиков в Гельсингфорсе. Следовательно, и здесь, в Норвегии, он тоже должен играть у террористов первую скрипку. Но оказалось, что именно Лиза занимает в своей партии высокую должность заместителя руководителя военно-технического комитета. Даже кличка у нее была соответствующая – «Немезида». То есть богиня мщения.
* * *
Через несколько часов они всей компанией вместе с проводником и немцами добрались до первой после Осло комфортабельной гостиницы. Здесь путники наполнили желудки традиционным норвежским завтраком – пятью видами селедки в разных маринадах, макрелью, маринованными огурчиками и норвежским топленым сыром. Через два часа Анри простился с немецкой парой – те двинулись в Берген.
* * *
Лиза тоже отправила Рудольфа с каким-то поручением в Берген. Наконец бывшим возлюбленным представилась возможность после стольких лет разлуки поговорить с глазу на глаз. Поначалу они обращались друг к другу «на вы»:
– Вы должны срочно уехать, – сразу потребовала Лиза. – Завтра в шесть вечера из Бергена уходит пассажирский пароход до Амстердама. Билеты можно купить в офисе пароходной компании.
– Я не за этим добирался сюда через дикие горы, чтобы вот так сбежать.
– Вы не понимаете, во что ввязываетесь. Вы просто погибнете, если не уедете.
Анри почувствовал забытое ощущение прежней близости с этой женщиной и заговорил раскованней:
– Спасибо за то, что ты так стараешься меня спасти. Хотя, помнится, в нашу последнюю встречу ты испытывала ко мне только ненависть.
– Я просто возвращаю долг, – смущенно ответила Лиза. – Ведь ты же предупредил нас в Гельсингфорсе.
– А может, ты делаешь это ради нашего сына? Все-таки я его отец.
– Это не твой сын.
Анри усмехнулся и нежно провел рукой по волосам женщины.
– Ты так и не научилась врать… Немезида. Хотя за двенадцать лет такой жизни могла бы.
Лиза почти умоляюще произнесла:
– Уезжай, прошу тебя! Если ты не сделаешь этого, мне придется рассказать товарищам, кто ты на самом деле. Ведь ты пришел за их жизнями.
– Я пришел спасти тех, против кого вы замыслили зло.
– Послушай, – горячо заговорила Лиза, – неужели ты не видишь, что происходит кругом? Оглянись! Кого ты защищаешь? Только слепой может не замечать чудовищной несправедливости, которую в России порождает власть. Все прогнило с самой головы. Как можно служить этому ничтожеству на троне, который задушил робкие ростки демократии и упорно строит полицейское государство, превращая Россию в душную тюрьму. Разве не он ограничил свободу печати и местное самоуправление? Разве не Александр III утвердил положение, согласно которому любой житель империи, заподозренный в политическом преступлении, может быть арестован без санкции прокурора и предан военному суду? Разве не с его позволения полиция закрывает земские больницы, разгоняет городские думы, закрывает газеты и университеты, отдавая талантливых студентов в солдаты? Почему ты молчишь? Ответь мне: разве может порядочный человек служить такому государю?
Так как Анри не спешил с ответом, Лиза продолжала страстный монолог:
– Если присяга не позволяет тебе поступить по совести, то хотя бы не мешай тем, кто имеет достаточно гражданского мужества бороться с этой преступной властью, – уйди в отставку!
Анри не узнавал подругу:
– Ты стала настоящим политиком! Только вера твоя держится на утопических представлениях о неком идеальном обществе. Хорошо, ты обвиняешь меня в слепоте и солдафонской ограниченности. Но раз у нас вышел откровенный разговор, изволь – я тоже прямо скажу тебе: «Родная, ты носишь розовые очки. Оглянись на тех, кто тебя окружает! За последние двенадцать лет я тоже достаточно хорошо изучил революционную среду, в которой ты теперь обитаешь. Негодяев там отнюдь не меньше, чем среди царских чиновников. Ты говоришь, что наш царь недалекий ретроград, гонитель свобод. Хорошо, я отчасти соглашусь с тобой. Однако прежнее либеральное правление привело к вседозволенности и породило волну террора. Император был вынужден начать наводить порядок, прибегая в том числе к достаточно жестким и непопулярным среди интеллигенции методам. Но именно вы – воинствующие либералы и революционеры – сами вынудили его к этому.
