После этого происшествия у Нефёдова произошла первая стычка с особистом. Майор Бурда потребовал убрать младшего лейтенанта из группы.
— Из него лётчик, как из меня балерина, — заявил Борису низенький плюгавенький мужичок и матом обложил Сироткина. — Доктор тоже считает, что парня надо списывать.
Впервые увидев перед отлётом в Маньчжурию майора, Нефёдов даже не поверил, что это тот самый «волкодав», о котором ему говорил Василий. Не обладая ни представительной внешностью, ни зычным голосом, он делал карьеру с помощью одной безжалостной свирепости. В любой сложной ситуации этот мужичок с узкими мальчишескими плечами и впалой грудью использовал имя Василия Сталина точно так же, как разбойник с большой дороги нагоняет страх на путников, размахивая кистенём. Когда ему требовалось во что бы то ни стало выполнить приказ руководства, Игнат Петрович забывал нормальный язык, переходя на пороховую смесь отборных матерных выражений и угроз. Ему ничего не стоило, впившись в человека ненавидящим взглядом, прошипеть: «Да ты, сука, б… такая, враг народа!» Борис быстро понял, что Бурда заслан в его группу толкачом. С первого дня особист начал угрожать лётчикам, что если они быстро не сумеют выполнить приказ Василия Сталина, то в лучшем случае сгниют в колымском лагере.
Борис хорошо знал ещё по штрафной эскадрилье, что если сразу не показать особисту характер, он будет вмешиваться во всё.
— Занимайтесь своим делом и не лезьте в чужую епархию! — нарочно позлее рыкнул Нефёдов. — Или я сообщу командующему, что вы мешаете мне выполнять его поручение. Не знаю, что вам сказал доктор Павловский, но в санчасти авиакорпуса у Сироткина не нашли никаких проблем со здоровьем после катапультирования.
На худых скулах особиста заиграли желваки, линия тонкого рта стала ещё жёстче. Но Борис спокойно смотрел в побелевшие от ярости глаза. Майор улыбался неприятно, словно из бронированной щели дота.
— Но кто-то же должен ответить за потерю самолёта? — идя на попятную, уже более миролюбиво поинтересовался особист. — Я ведь для вас стараюсь. Вы командир, с вас за всё спросят. Зачем нам неприятности в самом начале работы? В следующий раз ведь могут самолёты и не дать.
Самолёты группе действительно приходилось одалживать у частей, которые постоянно базировались здесь, в Маньчжурии. Но в то, что местные командиры якобы могут им в чём-то отказать, Нефёдов не очень-то верил. Во-первых, из-за присущей новым реактивным истребителям внезапной «валёжки» постоянно гибли даже опытные заслуженные лётчики, что уж говорить о молодом лейтенантике?! Это знали все.
А во-вторых, пусть только кто-нибудь из командиров посмеет сказать Борису «нет». Сам же Бурда нагонит на зажавшего технику жмота такого страху, что бедняга неделю будет бегать в сортир из-за «медвежьей болезни».
Впрочем, главный вывод из случившегося с «Сынком» происшествия Борис для себя сделал. Стало ясно: необходимо учить людей не бояться «валёжки» и справляться с подобными внештатными ситуациями. Но для этого требовалось перешагнуть через очередной запрет, которыми армейская бюрократия вязала лётчиков по рукам и ногам, лишая их инициативы. Из-за угрозы внезапного попадания в штопор командование ВВС выпустило специальную директиву, вводящую ограничение на использование скоростных и маневренных возможностей истребителя «МиГ-15».
Борис считал эту инструкцию очередным порождением ограниченных кабинетных стратегов. Автора этого перла стоило посадить в самолёт да отправить на войну, чтобы он сам попробовал с оглядкой на свою инструкцию посоревноваться с американцами в скорости и вёрткости. «Сейбры» последних модификаций были уже далеко не те, что в начале 1951 года. Новые американские машины не то что не уступали «МиГам», но во многом даже превосходили их. На «Сейбрах» появилось очень прочное механизированное крыло с предкрылками плюс огромные воздушные тормоза, чего на «МиГах» не было. Скорей всего именно недостаточная жёсткость крыла «МиГа» и была причиной «валёжки». Но эту «болезнь» наши конструкторы до сих пор не могли вылечить.
Американские авиастроительные компании более оперативно реагировали на критику военных. С появлением в Корее новых самолётов их пилоты получили огромное преимущество, особенно в маневренных боях на виражах. Облачённый в противоперегрузочный костюм пилот «Сейбра» мог при необходимости закрутить маневр фактически любой крутизны, тогда как на «МиГе» при всём желании приходилось чертить размашистые фигуры, чтобы не потерять по дороге сознание, а заодно и тонкие хрупкие крылья.
Даже оказавшись у тебя на мушке, американец мог, ощетинившись воздушными тормозами, поставить машину практически вертикально. В лучшем случае ты его просто терял, а в худшем проскакивал вперёд и сам оказывался в прицеле. Более кошмарный сценарий боя придумать сложно!
Да и в скороподъёмности «Сейбры» модификаций «F» и «D» теперь тоже не уступали нам, как это было в первый год боёв в Корее. И в пикировании они тоже легко отрывались от преследования.
Естественно, в борьбе с таким врагом надо было всё выжимать из своей машины. Поэтому Борис наплевал на существующий приказ высшего начальства, категорически запрещающий армейским лётчикам облёт самолётов на «валёжку». Хотя и подвергать своих людей неоправданному риску Нефёдов не собирался. Прежде чем допустить подчинённых к опасным самостоятельным полётам, он решил поработать с ними в тесной связке. Для этого срочно требовалась недавно созданная советской авиапромышленностью двухместная учебно-тренировочная «спарка» УТИ «МиГ-15 бис».
На базе, где тренировались «штрафники», одна такая машина имелась. Вот только легально достать её Борису не удалось. Командир истребительного полка, к которому Нефёдов обратился с просьбой одолжить дней на пять двухместный «МиГ», ответил, что у него самого вчерашних курсантов две трети личного состава и многих комэскам приходится лично «катать» мальчишек, прежде чем допустить их до самостоятельных полётов.
Борис был готов войти в положение коллеги, вот только времени ждать, пока у того освободится нужная техника, не было. Пришлось скрепя сердце натравить на соседа майора Бурду. Зато ровно через час после разговора с особистом полностью заправленная и готовая к вылету «спарка» стояла в той части аэродрома, где тренировалась особая группа.
Борис сразу же начал отрабатывать самые сложные элементы на этой машине, по ходу дела исправляя ошибки подчинённых и решая для себя, кто из них на что годится. Важнее всего для Нефёдова было убедиться, что никто из знакомых ему сорвиголов не утратил былого куража и не боится летать на новых самолётах. К счастью, быстро выяснилось, что даже самый младший член их группы сумел справиться с психологическими последствиями недавней аварии. Хотя садясь вместе с молодым лётчиком в самолёт, Борис готовился увидеть в его глазах страх. Но как Нефёдов ни вглядывался в зеркальце заднего вида, ему так и не удалось заметить в лице сидящего в соседней кабине Сироткина признаков особого волнения. После трёх совместных полётов на «спарке» Алексей был готов продолжить тренировки уже самостоятельно. Правда, потом он всё же признался: «Иду к самолёту, а у самого мандраж такой, что изо всех сил держусь, чтобы страха не показать. Сел в кабину, а каблуки мои чечетку отбивают. Механик, похоже, что-то заметил, лыбится, но молчит. А как поднялся в небо — все прошло».
