Но постепенно росло разочарование в самом себе. И по мере того как Игорь осознавал, что обладает весьма средними профессиональными способностями, громкая слава родителя начинала тяготить и даже раздражать молодого человека. Сын начал завидовать отцу. А зависть посредственности по отношению к таланту всегда порождает озлобленность. И родственные связи тут редко идут в счет. Игорь чувствовал себя обманутым. Отец обязан был разглядеть в нем бездаря и отговорить от выбора этой профессии. Но вместо этого еще мальчишкой Игорь десятки раз слышал, как, посмеиваясь, отец говорил про себя, что у него лучшая в мире работа, ибо то, чем он ежедневно занимается, похоже на катание с русских горок, только в сто раз круче. Естественно, Игорь с ранних лет видел себя в будущем только летчиком-истребителем.
Так гениальный отец, сам того не желая, уготовил своему отпрыску печальную участь вундеркинда, внезапно потерявшего свой золотой голос. Ты выходишь на сцену, перед тобой полный зал публики, дорого заплатившей за возможность услышать божественное пение. А из твоего горла вдруг вырывается какое-то пошлое кукареканье.
Юноша все чаще ощущал себя в похожей роли. Он видел, как все ждут от него чего-то экстраординарного. Еще бы! Сын лучшего неофициального аса советских ВВС не может оказаться серым середнячком. Такое отношение быстрее самого махрового блата до определенного момента открывало перед Игорем все двери. Но ведь асом по блату не станешь! Про то же, что природе свойственно отдыхать на потомках гениев, все почему-то забывали.
Вот и в элитный полк асов Нефедова, скорее всего, направили в уверенности, что среди лучших из лучших перспективный парень быстро себя покажет. Знаменитая фамилия стала для лейтенанта лучшей рекомендацией и пропуском в эскадрилью, занимающуюся демонстрационными полетами. Вообще-то сюда брали только опытных пилотов с квалификацией не ниже первого класса, имеющих за плечами тысячи часов налета. Но для сына знаменитого «Анархиста» было сделано исключение. Он ни дня не пробыл в запасных, а сразу попал в основной состав элитной пилотажной группы, которую в западной прессе за яркую раскраску самолетов называли «красной пятеркой». И Игорь очень старался оправдать такое доверие. Его с детства легко было взять на «слабо». Если кто-то говорил, что этого сделать нельзя, Игорь непременно должен был взять обозначенный барьер, пусть даже ценой разбитого носа или исключения из школы. Как раз в этом их с отцом характеры были схожи.
Да вот напасть: чем больше молодой летчик проявлял усердия, стремясь доказать всем, что может летать не хуже своего прославленного предка, тем чаще совершал непростительные ошибки. В жестких условиях службы в особой эскадрилье асов количество этих ошибок нарастало с невероятной быстротой. Каждый раз на разборе полетов опростоволосившийся новичок виновато кивал головой в ответ на замечания раздраженных партнеров, с плохо скрываемым страхом поглядывая на командира. А тот постепенно накалялся, терпение его заканчивалось. «Сколько можно возиться с этим увальнем! А может, убрать его к чертовой бабушке, — мелькнуло однажды у аса. — Пусть с ним нянчатся в другом месте».
Командир группы гвардии майор Федор Быков готовил своих людей по совершенно лютой программе. У этого мастера имелись собственные взгляды на подготовку пилотов высшего уровня и соответствующие этим представлениям драконовские воспитательные приемы, за которые ему часто доставалось от начальства. Например, майор мог заставить чем-то провинившегося заслуженного офицера несколько часов подряд бегать кросс или отжиматься до изнеможения под крылом своего самолета на глазах всего аэродрома.
Как руководитель особой авиагруппы Быков нередко пренебрегал полетными предписаниями, трактуя их по собственному усмотрению. Чтобы научить своих летчиков не бояться летать в тесном строю, он использовал метод, придуманный еще в середине тридцатых годов легендарным Валерием Чкаловым: приказал на старте перед взлетом связать законцовки крыльев соседних самолетов стальными тросами. Так они и открутили пилотаж, крепко стянутые между собой «веревочками».
Несколько раз Быкова отстраняли от командования эскадрильей, понижали в должности, а он продолжал гнуть свою линию. Но в итоге неудобному комэску все прощалось, ибо заменить его было просто некем. Его авиагруппа умела так провести пилотаж на глазах пожаловавших на авиабазу важных персон, что часто практически сразу после окончания «авиашоу» решался вопрос с подписанием контракта на поставку истребителей.
А главное, майор Быков был известен всему миру своими рекордами скорости. Установление этих рекордов было одним из важных направлений пропаганды в СССР, делом престижа, демонстрацией военной мощи. Фактически шла непрекращающаяся «Битва за скорость» с главным вероятным противником по будущей войне, в которой были свои жертвы и свои герои. Американцы тоже постоянно обновляли мировые рекорды скорости и высоты. Как только в распоряжении ВВС США или британских королевских RAF
[2]
появлялся хороший истребитель, они немедленно давали понять большевистской России и всему остальному миру, что отныне владеют верным средством для быстрого завоевания господства в воздухе. С 1945 по 1965 год англосаксы 16 раз трубили на весь мир, что майор Ричард Джонсон на «Сейбре», сквадрон-лидер Невилл Дьюк на Хокер Хантер, подполковник Фрэнк Эверест на Сукер Сейбре или кто-то еще в очередной раз расширили представление человечества о предельной скорости полета.
В Советском Союзе отбить у главного конкурента очередной рекорд поручалось самым лучшим летчикам. Для этого готовились специальные модифицированные машины, с которых снимали все лишнее для максимального облегчения. Ну а в случае успеха летчики-рекордсмены обретали особый статус, почти как космонавты.
Так что, получив очередной нагоняй от начальства, майор спокойно продолжал свои «педагогические» эксперименты. Быстрота реакции — первостепенное качество для летчика-истребителя, а для пилотажника особенно. У комэска имелись собственные профессиональные секреты воспитания у подчиненных нужной резвости. Бывало, что посреди стандартного тренировочного полета он вдруг выходил на своем МиГе в лоб истребителю кого-нибудь из подчиненных, целенаправленно стараясь столкнуться с ним или опасно прижать к земле. Если атакованный таким манером летчик успевал увернуться, он слышал после посадки скупую похвалу командира. Если же нет — то за мгновение до столкновения майор проскакивал мимо, матеря по радиосвязи не слишком ловкого подчиненного. Потом на земле комэск презрительно бросал провинившемуся офицеру, что сонной мухе не место в его команде и если он в следующий раз снова позволит загнать себя в угол, то пусть лучше заранее ищет себе более спокойное место службы, не дожидаясь, пока его попросят из эскадрильи. Игорю уже не однажды приходилось слышать от командира нечто подобное в свой адрес.
Постепенно всем вокруг становилось понятно, что лейтенант просто не тянет. Раздутый миф быстро сдувался.
В конце концов, на прошлой неделе майор в разговоре один на один предупредил Игоря, что если он еще раз допустит серьезный промах, то пусть пеняет на себя.
