Очень скоро Артем убедился, что вездеход передвигается на семи лапах почти с таким же успехом, как и на восьми — хотя резвости это ему не добавило, а, скорее, наоборот. Чужеродец был отстранен от управления, что его, кстати, ничуть не расстроило.
За всеми этими хлопотами Артем совершенно забыл про клинок, а когда вспомнил, было уже поздно — обе его руки были прикованы к рычагам управления.
День тянулся бесконечно долго. Уже заканчивался жидкий воздух во втором сосуде, а окружающий пейзаж стал постепенно меняться: степь больше не казалась такой ровной, ее все чаще пересекали овраги и русла высохших речушек, что вынуждало вездеход отклоняться от прямого пути. Силы Артема были уже на исходе, но он твердо решил продержаться до наступления ночи. Зловещая тень за спиной съежилась, как будто громадный призрак, еще недавно затмевавший полнеба, стал отставать.
Калека безмятежно храпел, Надежда не подавала никаких признаков жизни, чужеродец несколько раз вставал и расхаживал по кабине — пять шагов вперед, пять шагов назад. Это почему-то раздражало Артема.
— Тебе что, спать не хочется? — спросил он.
— Не хочется.
— Может, тебе вообще сон не нужен?
— Это одно из удовольствий жизни. Если вдруг мне захочется такое удовольствие испытать, я усну. Беда лишь в том, что спящий беззащитен. В его сны легко проникает враг, а телом может завладеть злой дух, до поры до времени таящийся в закоулках души каждого человека. Поэтому я предпочитаю бодрствовать.
— А я вот без сна не могу… — Артем резко тряхнул головой, прогоняя дремоту. — Помнишь, ты хвастался, что умеешь вести умные беседы. Давай поболтаем. Это меня отвлечет немного.
— И о чем бы ты хотел поболтать?
— Если ты действительно много странствовал, ты должен немало знать. Расскажи, как устроен этот мир?
— Страна Забвения?
— Нет, весь мир. В котором рядом со Страной Забвения может находиться страна Черепах, страна испепеляющего Летай многие другие, так непохожие друг на друга страны.
— Этот мир — бессмертная вселенская рыба, каждая из неисчислимых чешуек которой и есть отдельная страна со своим собственным микроустройством. Когда рыба шевелится, шевелятся и все ее чешуйки. Это, естественно, вызывает всякие бедствия и катаклизмы. Сейчас рыба отдыхает и набирается сил перед тем, как вернуться в некогда породившую ее стихию — вечное пламя. Там она в очередной раз сменит свою чешую, и это будет гибелью всего нашего мира. Все говорит за то, что пора эта приближается.
— Чепуха какая-то. Это ты всерьез?
— Почему бы и нет?
— Но тебе известны и другие версии?
— Их не счесть.
— Тогда расскажи самую убедительную.
— Ничего этого не существует и никогда не существовало. Просто мгновение назад где-то в другом месте тебе на голову обрушилась каменная глыба, и в раздавленном мозгу возник короткий, как вспышка, бред, который и кажется тебе долгой жизнью.
— Действительно, это бред. Но только не мой, а твой. В бреду не испытываешь ни горя, ни счастья. В бреду нет памяти. А я… столько всего помню. Хочешь послушать, как все это себе представляю я?
— Не думаю, что это будет интересно, но постараюсь внимательно выслушать.
— Во Вселенной, если это понятие толковать широко, существует множество обособленных миров, никак не влияющих друг на друга. Их изначально разделяют невидимые, но непреодолимые стены. И хоть все миры родились одинаковыми, сейчас между любыми двумя из них существует громадная разница. Однако среди всех этих бесчисленных параллельных миров существует один-единственный, развернутый перпендикулярно ко всем остальным. Условно его можно назвать Тропой, потому что он соединяет все другие пространства, вырывая из каждого по клочку. К сожалению, сойти с Тропы, то есть вернуться в первозданный мир, невозможно. Я, по крайней мере, такого способа не знаю.
— Слыхал я нечто похожее. Но это объяснение ничем не лучше всех остальных. Его нельзя ни доказать, ни опровергнуть.
— А я и не собираюсь ничего доказывать. Не забывай, мы просто болтаем, чтобы я не заснул на ходу.
— Тогда ты выбрал не самую интересную тему для разговора.
«Открыть ему, кто я такой? — подумал Артем. — Рассказать, что я родился в полноценном, неусеченном мире, видел солнце и звезды, прошел однажды сквозь стену, разделяющую сопредельные пространства и теперь блуждаю в закоулках Тропы, даже не зная нужного направления? Сказать или нет… Есть в словах и поступках этого загадочного человека какая-то фальшь. Не могу до сих пор понять, говорит он серьезно, врет или просто издевается надо мной. Зачем открывать душу перед этим странным типом, безусловно знающим куда больше, чем кажется с первого взгляда? Умные люди больше слушают, чем говорят. Осторожность еще никому не повредила».
— Кстати, а как тебя зовут? — спросил Артем, смутно надеясь, что имя чужеродца даст ему какую-нибудь зацепку.
— Меня зовут Адракс, — с готовностью сообщил чужеродец. — Это очень древнее имя. Вряд ли ты слышал его когда-нибудь раньше.
— Ты прав, — немного подумав, согласился Артем. — Это имя я никогда раньше не слышал.
Впереди, посреди бескрайнего монотонно-зеленого океана что-то блеснуло серебром. Артем очень давно не видел большого водного пространства и потому не сразу понял, что это река.
Вездеход выполз на ее пологий илистый берег и сам собой остановился, уткнувшись щупами в урез воды. Видимо, в его конструкции была предусмотрена вероятность встречи с подобными препятствиями.
Ширина речного русла составляла здесь метров сто — сто двадцать. Противоположный берег выглядел точно таким же топким и низким. Сила Кориолиса, заставляющая земные реки подмывать один из берегов, в этом мире явно отсутствовала.
— Что это такое? — шепотом спросила Надежда.
В ее глазах отражался совершенно детский страх, смешанный с любопытством. Только теперь Артем понял состояние девчонки, никогда раньше не отходившей от родного дома дальше, чем на тысячу шагов. Вся ее напускная бравада напрочь исчезла, сметенная шквалом свежих впечатлений.
— Это вода, — объяснил Артем. — Такая же, как и в ваших колодцах. Иногда она сама пробивается на поверхность и заливает низкие места.
— Я хочу посмотреть на нее поближе.
Артем первым вылез из вездехода и помог спуститься Надежде. За ними последовал Адракс, и даже Калека по такому случаю прервал свой богатырский сон.
Вода была теплая, мутноватая и слегка пахла гнилью. Никаких признаков жизни не было заметно в ее глубине — ни водорослей, ни рыбешек, ни мелких рачков, которыми так богаты земные водоемы. Если эта река и текла куда-то, то ее течение было совершенно не заметно для глаз — волны не лизали берег, а пучок травы, брошенный Артемом, так и остался неподвижно лежать на поверхности воды.
