— Почему ты дрожишь? — спросила Надежда.
— Разве? — Артем попытался изобразить удивление. — Впрочем, я и сам не знаю, что со мной. Наверное, устал… Так много всего случилось за последнее время.
— Ладно, заходи. — Надежда отвернулась. — Никто не съест тебя. Здесь достаточно места для того, чтобы спокойно жить и не сталкиваться на каждом шагу друг с другом… Вот только спокойно жить нам не дадут. Как только с Калеки снимут оковы, мы отправимся в путь. Ты станешь свидетелем редчайшего события — встречи всех живущих по-соседству максаров. Догадываюсь, что ее организовал именно Стардах. Знать бы, что он задумал…
— А что подсказывает тебе предчувствие? Опасность нарастает?
— Разве тому, кто сидит в кипятке по шею, станет хуже, если он окунется по уши? Ныне тебе грозила одна-единственная смерть, завтра будут грозить сразу десять. Меняет это что-нибудь?
— Нет, ничего, — сказал Артем. — Одна смерть или сразу десять, какая мне разница…
«Значит, первое пророчество уже сбылось, — думал Артем, лежа в полумраке на жестком, пахнущем тлением и сыростью ложе. — Я стал другим. Я изменился. Кто же я теперь?. Еще человек или уже нет? Чье сердце бьется в моей груди, чья кровь течет в жилах? На кого я стал похож? Жаль, здесь нигде нет зеркал. Совсем недавно я ради пробы разломал руками литой медный кубок. Металл поддался, как картон. Острые обломки изгрызли мои пальцы, но раны уже почти исчезли. Наверное, я способен и на многое другое. Грызть железо, к примеру. Пить серную кислоту. Гнуть на шее двутавровые балки. Впору в цирке выступать. Что тут ни говори, а максары мастера… Хотя, думаю, если бы на Земле инквизиции дали волю еще на пару тысяч лет, и она бы наверняка не отстала. Ковала бы из людей мрызлов и не знала проблем.
Впрочем, как оказалось, максары мрызлами не занимаются. Это работа для подмастерьев. А у них товар штучный, на заказ. Один Калека чего стоит. В кошмарном сне такое не приснится. И как это все у них получается? Ну, допустим, заменить печень, ускорить прохождение импульсов по нервным волокнам, повысить тонус мышц и прочность костей в принципе не так уж и сложно. Но ведь этого мало! Надо изменить весь метаболизм организма, сшить сотни сосудов и тысячи нейронов, перестроить работу иммунной системы, добраться до генетического уровня. И все это без растровых микроскопов, лазерного инструмента, компьютерных томографов, ультрамикротонов. Чудеса!
Что же они знают такое, чего не знаем мы? Где источник этого знания? И почему оно приносит такие горестные плоды? Возможно, я мыслю наивно, но до сих пор мне казалось, что величина достижения в любой области человеческой деятельности, будь то мореплавание или книгопечатание, как-то корректируют и уровень нравственности. Египет является не только родиной архитектуры и геометрии, но также философии, а заодно изящных искусств. Кое о чем это говорит. Средний эллин был хотя бы на йоту нравственнее современного ему среднего варвара. Конечно, можно привести массу исключений, но я имею в виду общую тенденцию. Менгеле ничуть не лучше Влада Дракулы, но если первый все же был выродком, то второй — вполне обычным продуктом своей эпохи. Всякая новая крупица знания пусть незначительно, пусть не напрямую, пусть не сразу, но увеличивает капитал этических ценностей.
У максаров все наоборот. Достигнув почти божественной власти над живыми существами, в нравственном плане они деградировали до уровня каннибалов. Опровергает ли это мою теорию? Ни в коем разе. Объяснить столь печальный факт можно следующим образом. Предки нынешних максаров (еще в те времена, когда Тропа не втянула в себя этот клочок их мира) были великими естествоиспытателями, глубоко проникшими в тайны человеческого тела и человеческой психики. То, чем сейчас пользуются их постепенно дичающие пращуры, лишь отголосок древней мудрости. Огонь Прометея, ставший дымом Майданека. Голем, вырвавшийся на свободу.
Можно, конечно, горько сокрушаться по этому поводу, но лично для меня вывод однозначен — Страну Максаров преодолеть нельзя. Даже в нынешнем моем облике. Кролик, отправившийся на экскурсию по псарне, имеет больше шансов на успех, чем я. Значит, назад, к Стране Лета? О том, что меня там ждет, думать пока не хочется. Сначала надо отсюда выбраться».
Ни один максар не вошел бы в дом другого по доброй воле (кроме, конечно, того случая, когда с хозяином этого дома уже покончено), поэтому, если они вдруг и собирались на свои шабаши, то вне стен, в местах, где невозможно устроить ловушку.
Пегий конь-вепрь, до появления на свет Калеки-два считавшийся сильнейшим из телохранителей Стардаха, легко нес вперед своего угрюмого всадника, а за ними длинной лентой вилась свита: нелюди, бывшие когда-то людьми, и люди, сотворенные из всякой нечисти. Артема и Надежду разлучили — она шла рядом с отцом, в компании ближайших прислужников, а его толстой цепью приковали к носилкам, в которых четыре мрызла тащили Адракса вместе с его ярмом. Здесь же находился и Калека. Словно стараясь испытать все возможности нового тела, он то ковылял на своих щупальцах, то полз, извиваясь по-змеиному, то катился, сгруппировавшись в шар.
Адракс почти не изменился со времени их последней встречи, только одежда его окончательно обветшала и насквозь пропиталась характерным запахом тюрьмы, о котором Артем успел позабыть.
— Да ты жив, оказывается, — сказано это было так, что оставалось совершенно неясным, обрадовала ли эта новость старика или, наоборот, огорчила.
— На мертвеца вряд ли надели бы такие побрякушки, — Артем тряхнул цепями.
— После того, как нас разлучили, я ни на миг не терял контакта с тобой. Твоими глазами я видел Стардаха, внучку в новом ее обличье, эту тварь, — он махнул рукой в сторону Калеки. — Но едва только за тебя взялись всерьез, я утратил контроль над твоим сознанием. Мне почудилось, что ты умер.
— Твоя внучка позаботилась о том, чтобы впредь я был неподвластен воле максаров.
— Это я уже понял. Кстати, такой совет ей дал именно я. Но уж очень внезапно все случилось…
— Не напоминай мне об этом времени. Столько горя я за всю свою жизнь не натерпелся.
— Не зарекайся. Жизнь твоя не кончена. Все еще впереди.
— Типун тебе на язык! — Если бы не цепь, Артем больше и шагу не ступил бы рядом с Адраксом.
Пока они беседовали таким образом, старик глаз не спускал с Калеки, все время менявшего свою форму.
— Любопытное создание, — сказал он некоторое время спустя. — Значит, на сей раз мой сынок решил обойтись даже без костяка. Идея спорная. Она больше подходит к водной среде, чем к суше. Достаточно ли прочные у него мышцы?
— Более, чем достаточно, — успокоил его Артем. — Можешь не сомневаться.
— И на кого же мой сынок собирается натравить это чудо?
— Ты лучше у него сам спроси. Не у Стардаха, а у Калеки.
— У него не спросишь. Воля Стардаха цепко держит всех здесь присутствующих, кроме нас с тобой, да еще внучки. Без его согласия они и пикнуть не посмеют.
— Надежда говорила, что сознание Калеки сейчас подвержено внушению в гораздо большей степени, чем раньше. Ведь тело его способно превращаться и в блин и в веревку. Чтобы мозг своими размерами не препятствовал этому, Стардах разделил его на доли и рассеял по всему телу. Разобрал метлу на прутки.
