Так он и поднялся на поверхность — на левой руке ребенок, в правой клинок. Еще один клинок торчал у него сзади за поясом.
Задача, которую предстояло выполнить Артему, никак нельзя было отнести к категории легких. Пересечь Страну Максаров в одиночку, да еще имея при себе младенца — тут надо, по крайней мере, крылья иметь. Клинки клинками, в бою они сгодятся, но ведь на них не поскачешь, да и есть их нельзя, а Артем смог захватить с собой только дорожный мешок с пищей да баклагу воды. Этого и на четверть пути не хватит.
Что же остается — грабить встречных, если такие вдруг окажутся? Или просить милостыню у ворот цитаделей?
Но одно Артем знал точно — ему нужен конь или любое другое приученное к седлу существо.
Впрочем, существа всех размеров и разного (но в основном, отталкивающего) вида долго ждать себя не заставили. Скорее всего, это были уцелевшие и до поры до времени скрывавшиеся в пустошах прислужники Стардаха, смешавшиеся с остатками разбойничьей рати. Они полукольцом двигались вслед за Артемом, не отставая, но и не приближаясь ближе, чем на сотню шагов. Так ведет себя волчья стая, голодная, но не уверенная в своей силе. Несколько раз Артем предлагал им признать над собой его власть или убираться восвояси, чем вызывал среди бродяг еще большее озлобление. Он обладал клинком, но не был максаром и поэтому не имел природного права повелевать.
Видимо, преследователи надеялись, что рано или поздно он вынужден будет остановиться на отдых, если только до этого не упадет от усталости. Однако они не на того нарвались. Артем все шел и шел вперед, лишь изредка откусывая кусок хлеба и отхлебывая глоток воды.
Тогда в него полетели камни. Цели достигала лишь десятая часть из них, но когда ты служишь мишенью, по крайней мере, для трех дюжин рукастых, не слабых тварей, результат может оказаться самым плачевным. Спасла Артема только его новоприобретенная шкура — удары были хоть и чувствительны, но не опасны для жизни. Сверток с ребенком он сунул за пазуху и прикрыл согнутыми в локтях руками. (Впрочем, почти все камни попадали Артему в спину, и лишь изредка — в бок.)
Так он шел довольно долго, все время держась обочины малоезженной дороги. Несколько раз его путь пересекали дозоры, гербы которых Артем с такого расстояния разглядеть не мог. Эти подвижные, но малочисленные отряды одинаково не устраивала встреча как с клинком максара, так и с буйным бродячим воинством.
Неприятности пришли к Артему совсем не оттуда, откуда он ожидал. Ребенок, до самого последнего времени удивительно спокойный, вдруг зашевелился и захныкал — и хныканье это довольно скоро переросло в душераздирающий рев. Судя по мощи легких, малютка со временем действительно обещал вырасти в богатыря.
Пришлось Артему остановиться и, опустившись на колени, заняться кормлением своего чада (при этом точность попадания булыжников сразу возросла). Воду младенец сглотнул, но пережеванный хлеб с отвращением отверг.
«Чем кормят новорожденных, если нет материнского молока, — подумал Артем. — Доят козу. Или покупают молочные смеси. Но что-то до сих пор мне здесь ни одна коза не встретилась, а о детских кухнях и говорить нечего. Вот незадача!»
Очередной камень отскочил от его плеча и едва не задел ребенка. И тут уж ярость, до поры до времени копившаяся подспудно, вырвалась наружу. Первым побуждением Артема было вскочить и ринуться на врагов, но он как-то сумел сдержать сей весьма опрометчивый порыв. Вместо этого он, скорчившись, застыл над ребенком, изображая из себя если не мертвого, то оглушенного. Клинок Стардаха Артем, якобы в судорогах, отбросил в сторону, а клинок Надежды передвинул на живот.
Камни еще некоторое время продолжали градом сыпаться на него, но вскоре их запас у бродяг иссяк. Волей-неволей им пришлось приблизиться. Для верности Артем подпустил шайку, уже успевшую перестроиться в кольцо, шагов на шестьдесят — по их понятиям, расстояние еще вполне безопасное. Некоторые твари, готовясь к решительному броску, уже вздымали над головой секиры и направляли в цель наконечники копий.
Спустя мгновение неизвестно откуда взявшийся, противоестественно длинный клинок уже беспощадно крошил их. И тем не менее, кое-кто из бродяг сумел приблизиться к отцу и сыну почти вплотную. Кривой мрызл, целивший своим костяным рубилом прямо в голову Артема, умер у самых его ног.
Надо было бы из сострадания добить тяжелораненых и обыскать трупы на предмет пополнения за их счет своих запасов, но Артема уже мутило от всех этих дел, более приличествующих мяснику, чем воину.
Он повернулся к ребенку, которого перед началом схватки оставил лежать на земле позади себя, и оцепенел: утративший свой первоначальный цвет сверток почти плавал в луже крови, натекшей от разрубленного пополам мрызла, а запеленутое в нем крохотное существо жадно лакало эту густую багровую жижу, во все времена и у всех народов считавшуюся символом жизни.
Артем позволил сыну насытиться, потом обмыл водой из баклаги и завернул в свою рубашку. С тех пор так и повелось — малыш получал свой паек кровью мрызлов, волков, одичавших лошадей и всякого мелкого зверья. Однажды, когда они заблудились в пустыне, Артем дал ему немного пососать из своей лучевой вены — и эта была единственная человеческая кровь, которой тому довелось попробовать.
Как Артем ни всматривался в ясные глаза младенца, он не мог заметить там и намека на осознанный грех. Да и может ли грешить существо, которому от роду всего несколько дней?
В этот раз Артема, который все-таки время от времени позволял себе немного соснуть, разбудил пронзительный вопль ребенка. Так тот никогда не орал ни от голода, ни от боли (к великому удивлению Артема, у него уже начали прорезаться нижние зубы). Да и страха не ощущалось в этом коротком резком вскрике. Скорее всего, то был сигнал опасности.
Артем приподнялся на локте (жизнь среди бродяг и разбойников давно отучила его вскакивать перед приближающимся противником во весь рост) и огляделся по сторонам. В нежном сумраке Синей ночи прямо к нему по склону холма грациозно шествовала Генобра, рыжие космы которой на этот раз были скрыты под глубоким стальным шлемом. Она улыбалась загадочно и томно, как перед любовным свиданием, но в руке у нее был не букет цветов, а изготовленный к бою клинок.
— Стой, — сказал Артем. — Ирдана просила не причинять тебе вреда, но, если ты сделаешь еще хоть один шаг, я за себя не отвечаю.
— Значит, моя сестричка даже не обиделась? — грудастая ведьма и не подумала остановиться. — Она стала прямо голубкой. Легка ли была ее смерть?
Артем молчал, чувствуя, как все темнеет в его глазах и в этом зловещем мраке, словно в прицеле, проступает одна только фигура Генобры.
— Впрочем, на тебя, красавчик, я зла не держу, — продолжала она. — Можешь проваливать на все четыре стороны, а можешь идти ко мне в услужение. Зачем тебе лезть в наши семейные делишки. Отец и дочка подохли, да пащенок остался. А я привыкла все доводить до конца. Что касается…
Видимо, на лице Артема она прочла достаточно ясный ответ на это предложение, потому что, не докончив фразы, ринулась вперед. Не вызывало сомнения, что через несколько секунд, необходимых для преодоления последних десяти или пятнадцати метров, она своим клинком разделает Артема не менее аккуратно, чем хорошая хозяйка разделывает куриную тушку. Но как раз эти метры и оказались для нее роковыми. Тусклая, безукоризненно прямая линия, вылетевшая из руки Артема, на краткий миг соединила их обоих, после чего едва начавшуюся игру можно было считать законченной. Артем, как говорится, остался при собственном интересе, Генобра потеряла правую кисть и, естественно, возможность в ближайшее время размахивать клинком.
