– Рад вас видеть в добром здравии, дорогой мой Леонардо. Сколько же мы с вами не виделись?
– Восемь месяцев, ваша светлость.
Герцог задумчиво покачал головой: было понятно, что ему есть что вспомнить и о чем погрустить.
– За это время прошла целая жизнь. Так чем вы хотите меня порадовать? Или вы опять будете говорить о войне? – едва улыбнулся герцог.
– Ваша светлость, я думаю, что болезнь может вернуться, если мы не примем ряд мер.
Сфорца глубоко вздохнул:
– Ах, вот вы о чем, а я решил, что вы как-то хотите поднять мне настроение. Вы думаете, что предпринятых мер будет недостаточно? Я сделал все, что в моих силах. Так что вы хотите предложить?
– Мне думается, что главное несчастье в том, что город просто очень перенаселен: повсюду грязь, нечистоты. Если с ними будет покончено, то болезнь уйдет из города навсегда!
Герцог печально улыбнулся:
– Вы думаете, что сообщили для меня что-то новое? И как же вы предлагаете избавить город от грязи?
Леонардо нахмурился: в голосе герцога послышался едва заметный сарказм.
– Я предлагаю снести старые кварталы, а на их месте выстроить новый город. – Вытащив чертежи из папки, он разложил их перед герцогом. – Город будет разбит на десять зон, в каждой из которых будет проживать по тридцать тысяч жителей, – с воодушевлением продолжал Леонардо. – В каждом районе будет действовать своя канализация, – он прочертил пальцем по рисункам. – Улицы должны быть широкими, так, чтобы на них могли разъехаться большие экипажи…
– Вы предлагаете вообще не строить узких улочек? – перебив, усмехнулся герцог.
– Они должны быть, но только для того, чтобы соединять между собой большие улицы, но ширина самой узкой улочки должна равняться средней высоте лошади.
Герцог с интересом рассматривал чертежи, разложенные на столе, вчитывался в надписи к рисункам. План города был досконально продуман, оставалось только удивляться дотошности господина Леонардо.
– В нашем городе очень много тесных улочек, где не могут разойтись даже два человека. В таких переулках всегда темно, в них едва пробивается солнечный свет. Мне кажется, что будет удобно, если ввести в городе систему двухуровневых городских дорог. На первом этаже будут разъезжать экипажи, а второй этаж для пешеходов, – продолжал рассказывать Леонардо, все более воодушевляясь.
– А что будет вот здесь? – проявил вялый интерес герцог, ткнув пальцем в один из рисунков. – Кажется, это какая-то лестница.
– Совершенно верно, ваша светлость. Это винтовая лестница, она рассчитана на двух человек. По одной стороне можно будет подниматься, а по другой – спускаться. Так что никто не будет мешать движению, и пешеходы не будут даже встречаться.
– Хитроумно придумано, – согласился Сфорца, отдав должное изобретательности Леонардо. – Признаюсь откровенно, ничего похожего видеть мне не доводилось. Весьма оригинально… А архитекторов мне пришлось повидать немало!
– А вот здесь, – показал Леонардо на очерченный круг, – площадка для отдыха. Высота лестницы большая и, устав, человек может остановиться и передохнуть.
– Все это замечательно, – согласился герцог. – Но на осуществление всех ваших планов потребуются огромные деньги и много времени. К сожалению, в настоящее время у меня нет ни того, ни другого, – отодвинул от себя чертежи Сфорца. – Вы лучше мне скажите, как продвигается заказанная мною скульптура коня? Полагаю, что она практически завершена, – строго посмотрел Лодовико на Леонардо, уныло сворачивающего чертежи.
Напряженнейшая работа последних месяцев оставалась невостребованной. Вряд ли кому-то она пригодится в будущем. Леонардо чувствовал себя обманутым.
– Я занимаюсь чертежами, ваша светлость, – опечаленно ответил Леонардо.
– Вам никто никогда не говорил, что вы работаете очень медленно? – с раздражением спросил герцог. – А ведь я предоставил вам все, что вы запрашивали. Включая конюшню, где вы могли бы зарисовывать коней.
– Все не так просто, ваша светлость. Действительно, в моем распоряжении находятся самые лучшие кони герцогства. Я сделал не одну сотню рисунков, но так и не пришел к мнению, на каком из них следует остановиться.
Лодовико Сфорца нахмурился. Леонардо был одним из самых непокорных его подданных, вместо того чтобы заниматься статуей коня, он чертит планы городов, которые никогда не будут осуществлены, придумывает вооружение для армий и пишет портреты каких-то бродяг.
– Мне доложили, что вы рисуете разрезы человеческих органов, препарируете покойников. Вы не опасаетесь того, что когда-нибудь вашими деяниями всерьез заинтересуется инквизиция и даже я вам не смогу помочь?! – хмуро посмотрел герцог на Леонардо.
– Мне нечего бояться, ваша светлость, – спокойно парировал Леонардо. – Препарированием умерших я занимаюсь давно, это позволяет мне понять, как устроено человеческое тело, а затем наиболее достоверно перенести его красоту на свои картины. Если бы инквизиция хотела сжечь меня, то сделала бы это еще десять лет назад. Церковь спокойно относится к изучению умерших, если это связано с профессиональной деятельностью, а не с отправлением каких-то бесовских обрядов.
– Вы еще и невероятно смелый человек, Леонардо. Говорят, что из Флоренции до Милана вы добирались ночью.
– Это так, ваша светлость.
– И на вас напала шайка разбойников.
– Скорее всего, это была не шайка, а горстка изголодавших крестьян.
– Именно эти изголодавшиеся крестьяне, как вы говорите, отправили на тот свет ни один десяток вельмож. Как же вам удалось вырваться?
– Когда они распахнули дверь моей кареты, я при свете свечи рисовал замок, что заприметил на дороге. Признаюсь, увидев их, я уже стал готовиться к смерти, но они вдруг принялись рассматривать мой рисунок. А потом один из них, очевидно, главный, спросил, сумею ли я нарисовать его портрет?
– И вы нарисовали?
– Мне пришлось… Потом подошел еще один и тоже попросил нарисовать его портрет. Я его тоже нарисовал. Разбойников было много, и я вынужден был рисовать их до самого рассвета, а потом они с почетом препроводили меня к городским воротам Милана.
– Вам и здесь повезло, Леонардо. Любого другого… Впрочем, оставим эту тему. Вы, случайно, не запомнили лица разбойников? Имей мы на руках их портреты, сумели бы повывести всех разбойников с корнем.
– Это было давно, ваша светлость… А потом, у меня очень скверная память на лица, – вздохнув, обреченно сказал Леонардо да Винчи.
Неожиданно Сфорца весело расхохотался:
– Никогда бы не подумал, что вы еще и редкий хитрец, маэстро. Впрочем, я с вами хотел поговорить совершенно о другом. Жизнь двора входит в привычное русло. Через неделю в Милан должна подъехать Цецилия, и мне бы хотелось, чтобы вы подготовили к ее приезду какое-нибудь сценическое выступление.
