Дама и впрямь была красавица. Брюнетка с большими глазами и аккуратным, слегка вздернутым носиком, вероятно, еще не перешагнула порог тридцатилетия. Ангел, да и только. Возможность близкого времяпрепровождения с такой красавицей будоражила воображение и горячила кровь. Легкий ветерок качнул поля ее шляпы, обдав запахом знакомой брокаровской «Сирени» – любимых духов жены старшего почтового служащего. Но во всем остальном она разительно отличалась от начавшей рано стареть супруги. «Хорошее начало для адюльтера», – пронеслась шальная, как пуля, мысль.
– Извините, господа, что прервала ваше путешествие. Но случилась размолвка, и я вынуждена была покинуть экипаж одного бесцеремонного господина. Не могли бы вы помочь мне добраться до ближайшего населенного пункта, откуда я смогла бы доехать до Ростова.
– Несомненно, сударыня, мы поможем вам, тем более что нам по пути. В Медвежьем вы легко наймете извозчика, который и доставит вас на железнодорожную станцию Росшеватское, что в пятидесяти пяти верстах от уездного центра, – галантно таял в объяснениях Трофимов. – Прошу. – Курьер подал руку красавице, с тем чтобы помочь ей забраться в карету, но случайно зацепился нарукавной пуговицей форменного мундира за черные жемчужные бусы незнакомки, которые тут же горошинами рассыпались ей под ноги. Фельдъегерь смутился и, пытаясь извиниться за свою неуклюжесть, стал оправдываться, и в этот момент раздался легкий, похожий на звук новогодней хлопушки-конфетти выстрел. За ним прозвучал второй и третий. Дама стреляла, прикрываясь веером. Никита почувствовал толчок и, схватившись за дверцу кареты, ничего не понимающими глазами смотрел, как на его груди появляется и неумолимо увеличивается красное, мокрое и теплое пятно. Падая, он заметил, как с облучка свалился сраженный наповал кучер, а раненный в руку Ярослав с криком «Помогите!» бросился бежать в степь, от страха забыв о револьвере. Но из-за косогора появились всадники, быстро его догнавшие.
– Эх, смотры, Мища, какой молодой фараон. Мы сэчас тэбя как барана рэзат будэм. Или, может, ты хочэщь жит? – улыбаясь, тешился над пойманным юношей Рваный.
– Не убивайте меня. Я не полицейский, а простой почтовый служащий. У меня только вчера сын родился. Возьмите часы, они серебряные! Прошу вас! – умолял Ярослав, прижимая кровоточащую простреленную правую руку к груди, а левой передавая луковицу карманных часов.
– Э, нет, я с тэбя спэрва кроф твой поганый выпушу, а потом уже горло до конца пэрэрэжу. Но сначала ты станэщь на колэни и попросищь у Аллаха прощения. Становись, твар! – Рамазан забрал часы, достал кинжал и только хотел приставить его к горлу жертвы, как раздался выстрел. Фельдъегерь упал вперед, уткнувшись лицом в землю, и забрызгал кровью лицо Тавлоева.
– Не нужно устраивать балаган. У нас мало времени, товарищи. За работу. – Полина опустила браунинг.
Горец явно этого не ожидал. Он вытер рукавом чужую кровь и уставился на женщину. У нее были странные глаза, совершенно желтого, золотистого цвета. Такие глаза бывают только у кошек. В них не колышется пламя и не мерцает душа. От них холодеет под сердцем и веет дыханием смерти. Только что она легко расправилась с тремя крепкими мужчинами. «Пожалуй, лучше с ней не шутить», – пронеслось в голове у Рваного.
– Рады видэт такой красывый и смелый дама, – криво ощерился беглый каторжник, но комплимент остался без ответа.
Она встретилась взглядом с Евсеевым и отчего-то на миг смутилась, но, быстро справившись с собой, деловито предупредила:
– Поторопитесь. Я видела казачий разъезд у развилки, да и бусы рассыпались у самой кареты. Надо бы собрать… Мы не должны оставлять следов.
А коршун все парил в небесах, то замирая, то поднимаясь в высь. На земле он уже видел свою добычу.
19
Полина
Полина Воротынцева, несмотря на достаточную молодость – ей совсем недавно исполнилось двадцать пять лет, уже перенесла такое количество горестных минут, что они могли бы измеряться не часами или даже днями, а месяцами, переходящими в бесконечно длинные года.
Местом ее рождения был затерянный в глухих вятских лесах городок Арбаж, где располагалось поместье родителей. Небольшая, но дружная дворянская семья состояла из трех братьев и двух сестер. Полина – самая младшая в семье – с раннего возраста была окружена теплотой и лаской ближних. В ту пору счастливого и безоблачного детства ничто не предвещало выпавших в будущем на ее долю испытаний. Отец, по мере взросления сыновей, отдавал их в кадетский корпус и медицинское училище, а дочери обучались дома.
Глава семьи считал себя человеком прогрессивных взглядов и поместьем почти не занимался, полностью отдав его на откуп управляющему. Все свободное время он проводил на охоте либо за чтением книг. Он-то и привил дочери любовь к литературе. Уже в юности ей в руки попали свободолюбивые стихи Рылеева, обличительные сочинения Шевченко и Ростопчиной. В домашней библиотеке имелась неплохая подборка трудов французских энциклопедистов. Девушка все чаще стала задумываться о несправедливости, царившей вокруг. Неиссякающим источником вдохновения для нее служила русская литература. Познакомившись со стихами Некрасова, она как будто родилась заново. Все оказалось совершенно просто – для того чтобы в мире царили добро и справедливость, надобно убедить общество, включая царя и его министров, в необходимости точно следовать евангельским истинам. Родители с некоторым удивлением выслушивали зажигательные, полные бунтарского максимализма суждения дочери.
Отец, как представитель старшего поколения, в противовес ей считал, что христианское учение идеалистично и поэтому во многом недоступно для понимания простых смертных. Оставаясь глубоко религиозным человеком, он искренне полагал, что возможно сохранять преданность русскому самодержавию с одновременной безграничной верой в учение Христа. Но Полина видела, какая огромная пропасть разделяет господствующую официальную теорию и повседневную жизнь.
Философские споры обычно проходили в гостиной вечером после ужина, когда за окнами тоскливо выла метель, а мороз раскрашивал белым узором оконные стекла.
Когда Полине исполнилось пятнадцать, внезапно умер всегда жизнерадостный отец. Это произошло утром. Ему стало плохо за завтраком, и он пошел отдохнуть. Вдруг неожиданно завыла его любимая гончая. Мать почувствовала неладное и бросилась в спальню. Отец лежал на кровати навзничь, а его левая рука безжизненной плетью свисала вниз. Хоронили его морозным, но ясным декабрьским днем. Батюшка громогласно читал молитву, размахивая кадилом. Мать с красными от постоянных слез глазами и усталым, скорбно-болезненным лицом два дня не отходила от гроба. От переживаний у нее стали выпадать волосы.
Братья не успели на похороны и приехали поздно. От них она узнала, что девушки тоже могут учиться, работать и принимать участие в общественной деятельности. Полина хотела уехать вместе с ними, но ее не отпустили.
Так и не оправившись после смерти близкого человека, вскоре ушла из жизни матушка, и сестры осиротели. Старший брат к тому времени уже оканчивал московское медицинское училище и сумел организовать приезд Полины в Москву. Быстро получив работу, он приобрел репутацию толкового врача и неплохо зарабатывал для двоих. Внезапно он заболел туберкулезом и был вынужден уехать лечиться на юг. Оставленные им деньги вскоре кончились, и Полина оказалась одна в большом городе без средств, друзей и работы. Наверное, в то тяжелое время в ней стали развиваться такие черты характера, за которые ее ценили сегодняшние соратники: целеустремленность, настойчивость и смелость, граничащая с готовностью идти на самопожертвование ради главной цели – построения справедливого трудового общества с одинаковыми возможностями и равными привилегиями для всех его граждан.
