По старой, выработанной еще в заграничных командировках привычке, он прикрыл глаза и мысленно принялся анализировать случившееся: «Этих двоих я заметил еще в тот момент, когда закрывал калитку. Затем, чтобы выпасть из их поля зрения, я перешел улицу и, находясь в полной темноте, уже невидимый, повернул назад. Некоторое время мне довелось ждать, пока злоумышленники попадут во двор. Повезло, что они не выставили наблюдателя. Поняв, что они внутри, мне всего-то и надо было вытащенным из трости кинжалом сбросить крючок калитки и войти. А дальше? План был ясен. Поскольку преступники находились на свету, то из темноты было намного легче подкрасться сзади незамеченным. Сливаясь со стенами, я бесшумно перемещался по коридору, не выпуская из поля зрения стоящих ко мне спинами людей. Имеют ли они при себе огнестрельное оружие или нет, я точно не знал, но действовал исходя из предположения об их вооруженности. Главное, как можно дольше сохранять основное преимущество – оставаться невидимым. Один из грабителей стал как раз под керосиновой лампой с редко встречающимся стеклянным резервуаром для горючей жидкости, поэтому я и решил с помощью второй части трости ее разбить. Эффект превзошел ожидания. И пока горемыка метался в огне, ребром ладони правой руки я попытался сокрушить второго разбойника, одновременно дав команду хозяйке «На пол!». Клара не просто упала вниз, она догадалась еще и заползти под кровать, оставшись в итоге целой и невредимой. Но удар, видимо, оказался недостаточно силен, и бандит стал палить… Слава богу, я успел уйти из-под линии обстрела, дважды всадив ему в спину кинжал. Их преследование для меня могло оказаться опасным безрассудством. К тому же они скрылись в разных направлениях».
Из полузабытья Ардашева вывела мелодия популярной оперетты Кальмана. Золотые карманные часы фабрики Мозера проигрывали ее каждые полчаса. Клим Пантелеевич открыл крышку – стрелки показывали десять. «Полиция явно не торопится», – подумал присяжный поверенный. – Оставаться на месте – значит встретиться с властями и дать подробные объяснения о цели позднего визита к вдове, что вряд ли добавит уважения к ее и без того сомнительной репутации. Стало быть, надо уйти еще до их появления».
Рассуждения прервались звуком распахнутой двери будуара – в комнату вошла Клара. Строгое темно-синее платье в меру облегало изящную фигуру, в нужных местах подчеркивая ее несомненные достоинства. Белый кружевной воротник удачно гармонировал с темным фоном наряда и придавал ему некоторую воздушность, а в сочетании с двумя маленькими косичками, перевязанными алой лентой, напоминал праздничный наряд гимназистки старших классов. «Удивительные создания русские женщины! Еще четверть часа назад испуганная особа навсегда прощалась с жизнью, слабо надеясь на спасение. Вокруг нее разлетались осколки стекла, а пистолет налетчика извергал языки пламени, и казалось, путь ее на этом свете вот-вот оборвется. Но стоило опасности отступить, как дама уже всецело поглощена мыслями о своей внешности. И она может начать расстраиваться по сущим пустякам, например, из-за того, что накидка из яркого шелка не совсем подходит в тон платью, а непокорный локон упорно выбивается из прически…» – улыбнулся своим мыслям адвокат.
– И что означает сия ироничная улыбка на лице моего спасителя?
– Откровенно говоря, Клара Сергеевна, я завидую вашему спокойствию и умению стоически переносить испытания, уготованные судьбой. Позвольте восхититься – вы прекрасно выглядите, несмотря на недавний налет.
– Благодарю вас. Получить комплимент от искушенного жизнью солидного господина с утонченным вкусом – дорогого стоит. Вы к тому же еще и музицируете? До меня донеслись звуки одной популярной мелодии.
– Надо признать, что инструмент изрядно испорчен, однако выбрасывать его не стоит, возможно, пианино еще удастся отремонтировать. Клара Сергеевна, прошу извинить меня, но я должен спешно покинуть ваш дом, и будет лучше, если вы не станете упоминать полиции о моем присутствии. Просто расскажите им о том, что к вам ворвались какие-то люди и вы, услышав шум в передней, спрятались под кроватью. Потом в комнате вдруг раздалась стрельба, и лихоимцы, разнеся все в пух и прах, так же внезапно исчезли. Кто они, что им было нужно, вы, естественно, не знаете и даже не можете предположить. Вот и все. Больше – ни слова. Ну, а мне понадобится некоторое время, для того чтобы разобраться в случившемся происшествии. Вам, я уверен, уже не стоит опасаться подобных визитов. Этим разбойникам придется еще долго зализывать раны. И кстати, горничную увольнять пока не следует, пусть ночует в доме.
– И после всего того, что здесь произошло, вы уходите, так ничего и не объяснив? Да ведь мы оба только что были на волосок от смерти! И вы оставляете меня одну с этими неотесанными полицейскими? – возмущалась Клара.
– К сожалению, это есть суровая жизненная необходимость, – улыбнулся на прощание Клим Пантелеевич и покинул комнату, оставив на лице дамы легкую печать разочарования.
Тропинка шла через дворы и выводила на параллельную улицу. Оказавшись у плетеной изгороди, отделявшей старый сад от возделанных кем-то грядок, адвокат выбросил испачканный чужой кровью носовой платок. Он не заметил, как снизу, вжавшись в землю, на него смотрели два ненавидящих человеческих глаза. Как только господин в котелке удалился, Рамазан из последних сил дополз до брошенного куска материи, сжал его в кулак и снова потерял сознание.
Слегка выбрасывая вперед трость, быстрым шагом уверенного в себе человека присяжный поверенный уже выходил к Николаевскому проспекту.
22
Раздавленная желчь
Доршт понимал, что Ардашев его переиграл. Он был первым, кому это удалось. Оказавшись волею судьбы в этом захолустье, Вениамин Яковлевич не переставал удивляться патриархальным устоям, царившим между людьми. Искушенный в великосветских интригах, сплетнях и коварстве, заезжий биржевой игрок чувствовал себя заправским шахматистом, на много ходов вперед просчитывающим поступки провинциалов. Ставрополь был непаханым полем доверчивых денежных мешков. Купцы по старинке верили на слово и даже не пытались друг друга обманывать. Зато чиновники вовсю паразитировали на доверчивых горожанах, и взяточничество процветало. Одним словом, было где развернуться.
Ну, а чтобы полностью овладеть ситуацией и получить доступ к самым увесистым кошелькам губернии, нужно было всего ничего: собрать информацию о финансовом положении местной элиты и об источниках их богатства. Как нельзя лучше для этого подходила деятельность этакого, сидящего с утра до вечера за кипами биржевых сводок, скрытого домашнего умника-финансиста. В таком городишке, как этот, фурор можно было произвести необычайно легко. Стоило, допустим, заказать корреспонденцию в несусветных количествах или послать несколько десятков срочных телеграмм по поводу биржевых торгов, как это сразу привлекло интерес и внимание скучающей публики. Эпизодические расходы на почту или телеграф были несравненно меньше, чем возможные годовые издержки по найму помещения для конторы, содержанию помощника или секретаря.
Слухи в провинции разбегаются быстрее мышей, особенно если их подтолкнуть. И даже любимое занятие по ювелирному искусству и то было поставлено на службу главной цели. Конечно, это требовало затрат. А кто сказал, что успех дается даром? Строительство вычурного дома, устройство сада в английском стиле, изготовление дорогих золотых побрякушек – все это не только доставляло удовольствие, но и создавало образ успешного и богатого биржевого маклера, сколотившего на игре целое состояние. Им было невдомек, что все деньги принадлежали жене и ее родителям – известным астраханским соледобытчикам. Но как бы там ни было, Вениамин уехал на периферию, чтобы разбогатеть. А Ставрополь выбрал потому, что из этого губернского центра у него точно не было клиентов, чьи деньги он так бездарно спустил, скупая обесценившиеся акции зерновых компаний перед беспорядками пятого года. Кто же знал, что эта революция закончится только спустя пару лет?
