– Господи, что же я делаю… Расшнуруй платье…
– Сейчас…
Развязав платье, Михаил уткнулся губами в ее шею, почувствовав солоноватый вкус. Жаклин проворной змейкой выскользнула из тесного упругого платья, заставив Голицына остановить жадный взор на длинных ногах, спрятанных в кружевные панталончики, на лифе, прочно облегавшем ее крепкое молодое тело. И поспешнее, чем следовало бы, он принялся стягивать с себя сюртук. Запоздало подумал о том, что наверняка выглядит смешным в длинных зауженных трусах и высоких полосатых гольфах. Потом смущение куда-то враз улетучилось, и он, не сводя глаз с лица девушки, принялся стягивать с нее панталоны, оголяя плоский живот.
– Господи, какая же ты красивая, – задохнулся Голицын от накативших чувств, разглядывая бесконечно длинные ноги. Белеющее тело выглядело вызовом сгущающемуся сумраку. Обхватив девушку руками, он мягко опустился, почувствовав под собой ее упругое сильное тело.
Закусив губу, Жаклин простонала и крепко вцепилась пальцами в его плечи…
…Открыв глаза, Голицын принялся смотреть на высокий потолок, украшенный античной лепниной; по углам – барельефы ангелов с натянутыми луками. Весьма подходящая композиция для спальни. Жаклин, едва прикрытая простыней, уткнулась лицом в его бок. Теперь, глядя на нее, столь покорную и умиротворенную, трудно было предположить, что в этом хрупком и нежном тельце может прятаться самый настоящий демон любви. О такой женщине большинство мужчин мечтают всю жизнь и очень часто не находят, а вот ему очень повезло – она лежала рядом и грела его уставшее тело ровным горячим дыханием. Повернув голову, Михаил увидел через прозрачный шелк ее обнаженные ноги, в которых для него уже не оставалось тайны, но от этого Жаклин не стала менее притягательной, наоборот, возникало ощущение духовной близости.
– Ты о чем думаешь? – спросила Жаклин, посмотрев на него своими удивительными глазами. Сейчас правый глаз приобрел насыщенный зеленый цвет, каким бывает лишь натуральный цвет абсента. От такого дурмана может закружиться голова.
– О тебе.
– Надеюсь, не самое плохое.
– Просто подумал о том, что мне невероятно повезло. Просыпаться утром рано и видеть перед собой такую красивую женщину, как ты. На свете очень мало таких счастливчиков, как я.
– А ты уверен, что мы останемся с тобой вместе… на всю жизнь?
– Теперь я в этом уже не сомневаюсь. Я просто не отпущу тебя, и мне очень хочется верить, что ты этого так же хочешь.
– Я этого хочу, – отвечала Жаклин, обхватив его шею гибкими, будто бы лоза, руками.
– Мне бы не хотелось, чтобы между нами стояла ложь…. Я хочу рассказать о себе.
– Не утруждайся, милый, я уже знаю о тебе много.
– Ты уверена?
– Да. Ты забываешь, что я репортер. У меня свои источники, и, конечно же, мне интересно было знать о мужчине, который мне нравится.
– И что же ты можешь рассказать обо мне?
– Ты никакой не Луи Дюбретон, чьим именем представился мне во время нашего знакомства. Ты граф Воронцов, известный парижский кутила и бездельник. Весьма известное лицо в Париже.
– Вот как… Что же еще говорят обо мне?
– Что ты невероятно богат, что у тебя очень много любовниц. – Кокетливо улыбнувшись, добавила: – Сегодня твои трофеи пополнились еще на одну девушку. А еще тебя подозревают в краже «Моны Лизы». Это все или я что-то пропустила?
– Откуда тебе известно про «Мону Лизу»? – стараясь скрыть беспокойство, спросил Голицын. Взгляд невольно скользнул по нежно-розовым соскам…
– У меня в полиции есть свои источники. Ведь я же репортер и хочу быть в своем деле лучшей. Не знаю, что там тебя связывает с «Моной Лизой», но я бы рекомендовала тебе держаться подальше от полиции, а еще лучше не выходить в город вообще!
– Ты так обо мне беспокоишься?
– Конечно. Только нашла своего мужчину и сразу его терять… Было бы очень несправедливо.
– Вижу, что ты не теряла даром времени, узнала много обо мне, но это не все мои секреты. Я ведь не граф…
– Так я и знала! – с горячностью воскликнула Жаклин. – Почему все русские хотят выглядеть титулованными особами? Лично для меня это не имеет особого значения, хотя мои предки по материнской линии были в родстве с Бурбонами. Титулы во Франции сейчас не в моде. Но ты хоть русский?
– Это да.
– Так кто же ты? Аферист, мошенник?
Михаил Голицын едва улыбнулся, показав безукоризненный ряд зубов.
– Возможно, и то и другое, но в первую очередь я князь.
– Ты это серьезно?
– Вполне. Только фамилия у меня другая – Голицын.
– Опять ты за свое!
– Но теперь я говорю серьезно. Как ты отнесешься к тому, что это все-таки я украл картину «Мона Лиза»?
Пауза продолжалась недолго.
– Теперь это уже неважно, – проворковал нежный голосок.
– Помнишь, я тебе говорил, что хотел бы сделать тебя счастливой?
– Милый, ни одна женщина не забывает таких слов.
– В данную минуту у меня не настолько много денег, чтобы сделать тебя по-настоящему счастливой.
– И что же ты хочешь? Ограбить банк?
– Совсем нет. Впереди у меня всего лишь небольшое дельце, а потом мы с тобой уедем туда, где нас никто не найдет.
– Это опасно?
– Не опаснее, чем перейти мостовую.
– Ты мне расскажешь об этом деле?
– Расскажу, – пообещал Голицын, – но только не сейчас.
Заключив девушку в крепкие объятия, Голицын ощутил ее всем телом, каждую ее клеточку, пылающую страстью…
Глава 5
Новое назначение
1502 ГОД. РИМ
Во внутренний дворик Ватиканского дворца стремительно прошел молодой крепкий мужчина среднего роста с проницательным жгучим взглядом. Волевое лицо украшала русая вьющаяся бородка. Длинные светлые волосы струились по плечам мелкими колечками… Голову покрывала бархатная шапочка, отороченная соболиным мехом. На сильных мускулистых плечах ладно сидел зеленый кафтан, полы которого были расшиты серебряными и золотыми нитями; стоячий воротник короткий, с золотыми вставками. Вельможи, встречающиеся на его пути, почтительно склоняли головы, опасаясь повстречаться с ним взглядом. И невольно переводили дух, когда тот проходил дальше.
Этим человеком был Чезаре Борджиа, любимый и незаконнорожденный сын Папы Римского, радовавший его своими деяниями и в то же самое время доставлявший ему немало неприятностей. Темные глаза Чезаре, яростно полыхавшие в предвкушении очередной забавы, резко контрастировали со светлыми волосами.
– Мы привели их, – проворно подскочил к Чезаре граф д’Барьтенья.
