– Вот что, солдаты, берите герцога и несите его в карету! Извините, светлейший государь, за насилие, – церемонно поклонился Дюваль, – но у нас просто нет времени на уговоры.
– Что это за бред, граф?! Пусть пойдут прочь!
Каждый из гвардейцев-наемников прежде служил во дворце графа и был обязан ему возвышением и благополучием, а потому слова Дюваля для них значили куда больше, чем протест самого герцога.
Гвардейцы крепко ухватили герцога за плечи, яростно сопротивлявшегося, и поволокли к дверям.
– Я никуда не пойду! – упирался Гвидобальдо ладонями в металлические доспехи гвардейцев.
– Вяжите его! – приказал граф.
Прежде чем герцог успел что-либо ответить, гвардейцы стянули его руки веревками, подхватили на руки и проворно понесли к выходу.
* * *
Воинство герцога Чезаре Борджиа подошло к стенам крепости Урбино на рассвете, прямо к пробуждению города. Колокола неожиданно прервали перезвон, а с главного собора мерно и басовито зазвучал набат, предупреждая горожан о подходе неприятеля к крепостным воротам.
Войско Чезаре, разбившись по полкам, без суеты и по-деловому готовилось к взятию крепости: сколачивали лестницы, связывали веревки, проверяли на крепость крюки, отливали пули. Пушкари, заняв первую линию перед крепостью, привычно выкатили мортиры, закрепили колеса камнями и, убедившись в надежности установленной артиллерии, принялись закатывать в жерла ядра, начиненные взрывчаткой.
Чезаре Борджиа, восседавший на любимом белом жеребце, как и подобает удачливому полководцу, горделиво распрямив спину, посматривал на величественную крепость с высокими толстыми стенами, выложенными из массивного серого гранита. Настал его триумф, явилась долгожданная Виктория. Он был силен, как никогда. Тысячи людей, вставшие под его знамена: кондотьеры, пехотинцы, уланы, сейчас занявшие огромное поле перед городом, были послушны его воле и терпеливо дожидались приказа «к штурму». Каждый из них уверовал, что во всей Италии не сыскать более удачного полководца, чем герцог Чезаре Борджиа. Ему с радостью служили и готовы были пожертвовать жизнью ради его честолюбивых планов.
Полковник-артиллерист с восхищением взирал на Чезаре, ожидая его приказа. В этот самый момент, в минуту его наивысшего торжества, на герцога были обращены взгляды всего воинства. Да что там воинства! Теперь на него с надеждой взирала вся Италия! Герцог Чезаре был той самой силой, что способна была объединить разрозненные герцогства под единым знаменем. Выждав несколько секунд, растянувшиеся, казалось, на многие столетия, герцог милостиво махнул рукой, предоставляя полковнику почетное право начать очередную войну.
– Огонь! – гаркнул артиллерист, надрывая луженое горло.
Пушки залпом изрыгнули металл, начиненный взрывчаткой, пустив над полем по ветру клубы белого тяжелого дыма. Первые ядра сокрушили смотровую башню, брызнув тысячами смертоносных осколков на улицы, дома, церкви.
– Заряжай! – озорно скомандовал полковник-артиллерист.
Пушкари вкатили в стволы очередную порцию чугунных ядер.
– Огонь! – столь же бодро гаркнул полковник.
Прозвучавший залп оглушил собравшихся, заставил шарахнуться в сторону лошадей, и ядра с громким стуком выбили в каменной кладке значительную брешь. Часть ядер перелетела через крепостную стену, нанося значительные разрушения постройкам. Металл, разрываясь на куски, брызгал во все стороны огнем, поджигая строения. В городе полыхнул пожар, пуская к небу едкие клубы черного дыма.
Из города до осаждавших доносились отчаянные крики, а потом на дозорной башне затрепыхалось белое полотнище, закрепленное на длинном древке.
Герцог Чезаре Борджиа довольно улыбнулся – война была выиграна в несколько залпов. Теперь после этой победы у его ног будет лежать вся Италия. Он станет правителем, который объединит ее в единое целое. А для этого нужно разрушить военную систему, опирающуюся на наемников-кондотьеров, создать собственную армию, которая будет верна не деньгам, а долгу солдата и своему правителю. Жители каждого присоединенного города признают его своим господином, а значит, его солдаты не должны вести себя в них как завоеватели, грабя, разоряя жилища и насилуя женщин. За военные бесчинства они ответят перед военным судом.
Повернувшись к командующему кондотьеров Вителлоццо, Чезаре Борджиа произнес:
– Я не потерплю в городе никаких грабежей, – строго предупредил он. – Город сдался почти без боя. Я вам достаточно плачу за все ваши подвиги… В Урбино такие же итальянцы, как и на всем полуострове. Мы не должны проливать кровь своего народа без крайней необходимости. Всякого, кто нарушит мой приказ, невзирая на звания, будет ждать виселица.
Командующий Вителлоццо Вителли стойко выдержал суровый взор Чезаре.
– Кондотьеры рассчитывали на богатое вознаграждение, герцог. А потом вы сами сказали, что отдаете город на три дня войскам.
– Я хозяин своего слова, – усмехнулся Чезаре Борджиа, – а потому всегда могу забрать его обратно.
– Я вас понял, светлейший государь, и донесу о вашем приказе всему воинству.
Кондотьеры, выстроившись в колонны, вошли в захваченный город, гостеприимно распахнувший центральные врата. Следом, столь же организованно, двигались швейцарские солдаты, позвякивая металлом.
Кондотьеры, напуганные приказом Чезаре, вели себя дисциплинированно, деликатно общались с жителями Урбино – тратили полученное жалованье в тавернах, многочисленных в центральной части города. Всеобщее веселье продолжалось до самого вечера, а ближе к полуночи ударивший в голову хмель толкнул солдат на подвиги: позабыв о данном герцогу обещании, они, сбившись в шумные группы, ломали двери зажиточных горожан и тащили из домов все ценное, что попадалось под руки, – шкатулки, бусы, драгоценные камни, кольца, мраморные статуэтки, а золотые серьги просто срывали с хорошеньких ушек горожанок.
Вскоре откровенный грабеж перерос в столь же непрекрытое насилие. Под громкий смех кондотьеры вытаскивали женщин, прятавшихся по подвалам, и под громкое ликование собравшихся солдат совершали глумление. Отцы, вступаясь за честь жен и дочерей, взялись за кинжалы и как могли противостояли насильникам. В захваченном городе обильно полилась кровь. Инстинкт завоевателя, разбуженный видом крови и безнаказанными убийствами, смел последние нравственные преграды, и кондотьеры приступили к повальному грабежу, уничтожая на своем пути всякое препятствие алебардами и мечами.
Над городом поднялся женский плач.
Под утро к Чезаре, расположившемуся на окраине города в доме магистра, с докладом заявился адъютант граф д’Барьтенья, его лицо было встревоженно.
– Кондотьеры грабят город, – коротко сообщил он. – Есть убитые.
Герцог не сразу нашелся с ответом, лицо приняло хищную маску.
– Придется взглянуть на тех храбрецов, что отважились нарушить мой приказ.
В сопровождении многочисленной личной гвардии, обнажив меч, светлейший герцог Чезаре вышел в город и уже на смежной улице покарал трех насильников. Еще пятерых, изловленных швейцарцами, повесили на углах зданий. Бесчинства прекратились столь же неожиданно, как и начались. Вскоре город впал в тревожную дрему.
