– Сколько же лет вашей натурщице?
– Двадцать четыре.
– Извините меня, Леонардо, но для символа красоты мадонна Лиза, как это деликатнее выразиться… немного в возрасте. В своих картинах я использую более молодые модели. Они изящнее и естественнее.
– Бедный мой мальчик, – тяжко вздохнул Леонардо да Винчи. – Вы так ничего и не поняли. Красота – это всего лишь страсть, ведущая к разрушению, а с возрастом более всего начинаешь ценить покой.
– Возможно, что с возрастом я стану таким же мудрым, как вы, маэстро, но сейчас меня больше занимает графиня Мартиньяне, и, кажется, я ей понравился. – Губы Рафаэля расползлись в мечтательной улыбке. – Мне остается только найти подходящий повод для встречи.
Сочувственно покачав головой, Леонардо произнес:
– Надеюсь, что у тебя это получится. Ты можешь нарисовать ее портрет.
– Тогда я не буду терять время, синьор Леонардо, – с жаром воскликнул Рафаэль, – нужно поторопиться! Красивые женщины весьма непостоянны в своих привязанностях, я просто боюсь, что она меня позабудет.
Прыгнув в проезжавший экипаж, Рафаэль взмахнул на прощание рукой.
В ответ Леонардо лишь покачал головой:
– Бедный мальчик, у него впереди столько горьких разочарований.
* * *
Последующие две недели Леонардо да Винчи всецело отдался написанию портрета. Встречаясь с прекрасной Лизой едва ли не ежедневно, он тем вызывал у ее мужа – флорентийского купца по имени Франческо ди Бартоломео де Джокондо – невероятную ревность. Однако следует отдать ему должное, свое неудовольствие тот прятал за любезнейшей улыбкой и всегда находил для маэстро любезные слова.
Мадонна Лиза была третьей женой купца. Первые супруги, умершие во время беременности, так и не доставили ему желанного счастья иметь детей, и вот теперь Лиза, кроме природной красоты обладавшая еще и кротким нравом, сполна наградила его за долгое ожидание. И счастье, перепавшее на его долю на склоне лет, отдавать никому не собирался, а потому посматривал за своей женой ревностно…
Написание портрета настолько его захватило, что Леонардо совершенно потерял интерес к своей предыдущей работе «Битва при Ангиари». Созданная на картоне и выставленная на всеобщее обозрение в зале Синьории, она была существенно повреждена. Почему-то едва ли не каждый посетитель считал своим долгом нацарапать гвоздем на картоне собственное имя или подрисовать какой-то элемент, а то и вовсе отломать от великого полотна небольшой кусочек. В общем, нарисованная вчерне работа пришла в полнейшую негодность, а начинать сначала столь титанический труд у Леонардо не было желания, а в связи с захватившим его увлечением не оставалось более и времени. Рисуя женский портрет, он ловил себя на мысли, что хочет создать нечто особенное, чего прежде не удавалось ни одному художнику. Он должен был нарисовать не просто женщину, а предмет поклонения женской добродетели. Создать символ красоты для нынешнего и будущего поколений, для чего нужно значительно раздвинуть существующие каноны общепризнанной портретной живописи и проникнуть в те области, куда прежде не забирался ни один мастер. В такой женщине каждый из мужчин должен рассмотреть свой идеал женской красоты, а следовательно, в один образ он обязан был вместить взаимоисключающие противоположности. Мадонна Лиза должна выглядеть холодной и одновременно страстной; взволнованной и спокойной; строгой и ласковой; прекрасной и обычной одновременно. Личные переживания он должен поднять до общего и сделать то, чего прежде до него никому не удавалось.
Лиза сидела на балконе между двумя ребристыми колоннами, с которого открывался прекрасный вид на мощеную площадь и церковь Святого Креста, стоявшую подле.
– Вы знаете, как я назову этот портрет? – неожиданно спросил Леонардо.
– Даже не представляю, маэстро, – ответила мадонна, не поворачивая головы.
– Я назову его «Портрет некоей флорентийской дамы», пусть для всех вы останетесь неразгаданной тайной. Ваше лицо достойно восхищения, такая внешность может быть только у богини.
Неожиданно за спиной раздался сдержанный смех неслышно вошедшего Франческо.
– Господин Леонардо, вы окончательно избалуете мою супругу. Скоро она начнет требовать, чтобы все окружающие, включая меня, называли ее богиней.
– В этом нет ничего плохо, уважаемый синьор Франческо, ваша жена достойна высочайшего восхищения. Не удивлюсь, что скоро так оно и будет. Так что привыкайте!
Не сумев перебороть любопытства, Франческо приблизился и глянул через плечо Леонардо да Винчи.
– Однако вы настоящий мастер, уважаемый Леонардо. Никогда не думал, что портрет может быть столь похож на оригинал.
– Возможно, – отозвался сдержанно Леонардо. – Просто я очень стараюсь.
– Вы будете рисовать все эти здания, что находятся за ее спиной? – полюбопытствовал Франческо, наблюдая за тем, как Леонардо аккуратно накладывает на картину слои красок. Картина буквально преображалась с каждым мазком, становилась все более монументальной и объемной. Этого Леонардо хвалят не зря, судя по тому, что он видел, маэстро весьма искушен в своем ремесле.
Размешав на палитре красную краску с белой, Леонардо задумался.
– Скорее всего, нет. За спиной донны Лизы будут горы, окутанные дымкой, а еще петляющая дорога, пролегающая в ущелье. Думаю, что так оно будет вернее.
– Возможно, что вы и правы, – с должным уважением произнес Франческо, – а только я никогда не думал, что моя жена настолько красивая.
Картина все более приближалась к первоначальному замыслу.
– Уверяю, вам будут завидовать тысячи мужчин, что вы имеете счастье обладать такой несравненной женщиной.
– Хм, быть может, вы и правы… Не буду вам мешать. К тому же мне нужно проведать своих приказчиков… Вы столько времени тратите на картину, что я начинаю задумываться, а смогу ли я расплатиться с вами?
– В таком случае картину мне придется оставить себе, – твердо произнес Леонардо, глядя заказчику в глаза.
Месяц назад у флорентийского купца Франческо де Джокондо родился сын. Столь знаменательное событие совпало с покупкой большого дома, куда он намеревался привести семью. Вот только траты за последнее время значительно увеличились, и он всерьез стал подумывать о том, что ему проще отказаться от своего заказа, оставив при этом обговоренный аванс художнику.
– Хм… Я все-таки полагаю, что этого не случится.
В небольшой дом на окраине Флоренции, где Леонардо да Винчи снимал жилье вместе со своим учеником Салаино, великолепной моделью и посредственным художником, он вернулся ближе к полуночи, когда городская стража, звонко постукивая железом, напомнила горожанам о том, что в ближайший час все ворота будут закрыты, а улицы, дабы избежать грабежей, перекроются решетками.
Луженые глотки городской стражи, поторапливая припозднившихся жителей, звучали в самых дальних переулках, басовито перекликаясь между собой. На некоторое время в городе устанавливалась тишина, казалось, что город вместе с наступившим безмолвием погрузился в вязкую темную дрему, но вскоре раздавалось бодрящее постукивание колотушек, и унылый голос вновь торопил припозднившихся горожан.
