Утро во Флоренции началось с пронзительного ора мальчишек, продававших газеты:
– Новые пикантные подробности о картине «Мона Лиза»!
– Восемь человек упало в обморок при виде «Джоконды»! – перекрикивал другой.
– Галерея Уффици в осаде поклонников «Моны Лизы»! – подскочив, орал третий.
Джиованни Поджи вышел из подъезда и, ощутив морозный ветер, поднял меховой воротник.
Газеты не лукавили – поклонники продолжали выстаивать у галереи длиннющую очередь, что походило на осадное положение. Столь невероятное поклонение «Моне Лизе» трудно было даже представить, оно напоминало конфронтацию: ни одна из сторон не желала уступать, и порой казалось, что противостояние между полицейскими и поклонниками перерастет в рукопашную. Однако худшего не произошло – часы на башне пробили девять. Полицейский строй послушно разомкнулся, и первая сотня счастливчиков как-то излишне торопливо двинулась в сторону распахнутых дверей галереи.
– Мальчик, – окликнул Поджи пробегающего сорванца со стопкой газет. – Дай мне номер!
– С вас пять лир, синьор.
– Ого! – удивленно протянул Джиованни Поджи. – Твоя газета стоит почти столько же, сколько сама «Мона Лиза».
– Это не так, синьор, директор галереи сказал, что она бесценна.
«Кажется, я становлюсь знаменитым», – хмыкнул Джиованни Поджи и направился в галерею через служебный вход.
Глава 13
Королевское желание
1506 ГОД. МИЛАН
Карета французского короля Людовика Двенадцатого, сопровождаемая отрядом улан, остановилась перед воротами монастыря Санта-Мария-делле-Грацие. Подскочивший адъютант широко распахнул дверцу кареты и склонился в почтительном поклоне.
– Прошу вас, ваше величество.
Людовик, одевшись в походный костюм красного и желтого цветов, особенно подчеркивающий бледный цвет его кожи, несмотря на трудную дорогу, выглядел весьма бодро. Лишь под глазами усталость легла землистыми кругами, отчего его взгляд выглядел глубоким и вдумчивым.
Встречать короля вышло два десятка монахов, среди стоявших немного впереди выделялся худой и высокий старик, это был настоятель монастыря. Его лицо, изборожденное огромным количеством темных и кривых морщин, напоминало задубелую кору дерева, отчего он казался ровесником гор, что возвышались в отдалении. Немного в сторонке, прибывший за полчаса до появления короля, стоял кардинал, он же вице-король Италии Шарль д’Амбуаза, управлявший Миланом от лица французского короля.
– Как добрались, ваше величество? – шагнул кардинал навстречу Людовику, окруженному свитой.
– Прекрасно, если не считать этой бесконечной тряски. Признаюсь откровенно, дорога меня несколько утомила. Но хочется верить, что путешествие стоит того и я не зря поддался на ваши уговоры.
– Ваше величество, уверяю вас, – с жаром заговорил Шарль д’Амбуаза, – вы не будете разочарованы.
– Очень на это рассчитываю, – невесело буркнул Людовик и, сопровождаемый кардиналом, за шагал по дорожке, выложенной брусчаткой, прямиком к распахнутым воротам.
По его мнению, столь долгую дорогу он проделал весьма напрасно. Разумеется, Италия красивейшая страна, с огромным количеством прекрасных художников и архитекторов, но в ней вряд ли можно встретить нечто такое, чего нельзя увидеть во Франции, и за время своего долгого, подчас изнурительного путешествия по ее городам он не однажды убеждался в этом. И не было смысла тащиться столь далеко, чтобы лицезреть посредственность. Однако кардинал Шарль д’Амбуаза оказался неожиданно настойчив, и король поддался на его уговоры.
На лице Людовика промелькнуло кисловатое выражение, судя по всему, его ожидало очередное разочарование, но желание слуг подивить воображение своего короля он ценил, а потому отважился на столь длительный вояж по Италии. Отступив от намеченного маршрута, сделав при этом изрядный крюк, Людовик Двенадцатый заехал в монастырь Санта-Мария-делле-Грацие и уповал, что потраченные усилия будут не напрасны.
– Вы не будете разочарованы, – произнес по-французски старик-настоятель, как если бы сумел подслушать мысли короля.
Людовик Двенадцатый внимательно посмотрел на монаха, возможно, что так оно и было. Старик выглядел настолько дремучим, что вряд ли во всей Италии можно отыскать его ровесника, – вполне достаточный срок, чтобы научиться понимать людей без слов.
– Очень надеюсь на это, – задержал король взгляд на больших карих глазах настоятеля.
Легкая, одними краешками губ, улыбка осветила лицо старика, слегка разгладив морщины.
Игумен прошел первым, несмотря на почтенный возраст, двигался он весьма проворно. Перешагнув высокий порог, что отделял монастырский двор от жилых помещений, он зашагал по крутой лестнице по направлению к трапезной, где на одной из стен была нарисована «Тайная вечеря». Подождав короля, размеренно шествующего, толкнул низенькую узкую дверь и вошел в трапезную, скромно расположившись в дальнем углу.
Король, попридержав длинный плащ узкой ухоженной рукой, косолапо перевалившись через порожек, прошел следом за стариком. Вошедшая свита окружала короля, опасаясь выдвинуться вперед хотя бы на полшага. Из середины свиты в парадной одежде и при шпаге со стулом в руках выскочил королевский стулоносильщик и поставил его перед Людовиком в центре трапезной. Король, подправив красный плащ, удобно расположился на стуле. Некоторое время он сидел безмолвно. По его беспристрастному неподвижному лицу невозможно было прочитать обуревавшие его чувства. Вот дрогнула правая бровь, слегка подавшись вперед, – он, прищурившись, смотрел в центр композиции трапезного стола, где в багровом одеянии, опустив глаза, размещался Иисус. Затем перевел взгляд на Иуду, в страхе отпрянувшего от Христа, и негромко, но так, чтобы услышали все, проговорил:
– Ничего подобного видеть мне не приходилось. Так изобразить способен только человек, рукой которого водил сам Господь. Кто же этот художник? – повернулся король к Шарлю д’Амбуаза.
– Эту картину написал Леонардо да Винчи, – с готовностью откликнулся кардинал, польщенный тем, что потраченные усилия оправдались сполна. Король был потрясен увиденным.
Людовик Двенадцатый понимающе кивнул, продолжая разглядывать картину:
– Кажется, я о нем кое-что уже слышал.
– Совершенно верно, ваше величество, это тот скульптор, что сделал статую коня в Милане. Она стоит перед магистратом.
– Да, да, припоминаю, – оживился король. – Признаюсь, она мне очень понравилась, и я очень сожалею, что такая скульптура не стоит под моим окном в Лувре.
– Статуя очень повреждена гасконцами, – напомнил кардинал. – Стреляя по ней, они упражнялись в точности. Некоторые дыры будут величиной с кулак. Вряд ли она простоит хотя бы два года.
– Гасконцы сделали из нее мишень, – в досаде покачал король головой. – Но что с ними сделаешь, они ведь прекрасные солдаты. – Такими интонациями суровый, но любящий родитель отчитывает за проказы своих отпрысков. – Я распоряжусь, чтобы ее отправили куда-нибудь в более безопасное место. Например, в монастырь, где у этих шалунов просто не возникнет мысли пострелять. Но эта картина, – не удержал Людовик очередной вздох восхищения, – она совершенна!
