* * *
Генри Марсель в сопровождении представительной делегации – четырех сотрудников музея и троих экспертов – прибыл на поезде «Эриксон» во Флоренцию ранним утром. Ступив на платформу, засыпанную легким пушистым снегом, громко пробурчал, чтобы услышал вышедший к нему навстречу Джиованни Поджи.
– Ну и погода, надо сказать. Думал, что еду на юг, а тут снега намело едва ли не по колено. У вас тут настоящая Сибирь!
Джиованни Поджи пребывал в благодушном настроении. С Генри Марселем он познакомился несколько лет назад, когда тот еще работал в департаменте искусств. Французская и итальянская стороны решали вопрос о нескольких картинах Тициана, которые Наполеон во время франко-итальянской войны вывез из Флоренции. Генри Марсель был один из немногих, кто не возражал против возвращения картин в галерею Уффици. С тех пор отношения их только упрочились и нередко они находили повод, чтобы наведаться друг к другу в гости и посидеть за бутылкой красного вина. Джиованни Поджи буквально был влюблен в своего приятеля и прощал ему даже некоторую ворчливость, чего просто не терпел у других.
– До Сибири нам, конечно, далековато, но снега действительно в этом году навалило немало. Кажется, такое впервые за последние пятьдесят лет. Может, ты хочешь позавтракать? – осторожно спросил Джиованни. – Моя супруга приготовила великолепную пиццу!
– Дружище, единственное, чего я хочу, так это забрать «Мону Лизу» и уехать в теплую Францию из твоей слякотной Флоренции.
– Ха-ха! Ты, как всегда, прямолинеен, Генри. Тебя приятно слушать. Тогда пойдем, машины уже ждут! – показал он на автомобили, стоявшие подле перрона.
– «Мерседес-Бенц»? Вы всех своих гостей так встречаете? – спросил Генри Марсель.
– Что ты! Только самых близких.
Подскочивший шофер распахнул перед гостем дверь, сверкавшую лаком.
– Прошу вас, господа, садитесь!
Высокий, гибкий, с усами, подбритыми в тоненькую ниточку, и длинными, едва ли не по самый локоть крагами, водитель напоминал кота, и Генри Марсель едва удержался от соблазна, чтобы не потрепать его по загривку.
Еще через четверть часа машина подъехала к галерее Уффици, остановившись перед главным входом. Площадь, свободная от людского потока, выглядела невероятно большой, о том, что каких-то десять часов назад здесь были тысячи людей, свидетельствовали горы мусора, заботливо собранные дворниками в огромные кучи. Кто уж действительно считался пострадавшим во время этого пира искусства, так это они, вынужденные едва ли не ежедневно убирать тонны мусора. Наверняка прошедшие дни представлялись для них сущим адом.
По высоким мраморным лестницам, устланной широкой ковровой дорожкой, поднялись в Итальянский зал живописи. Здесь среди картин Рафаэля и Тициана на высокой подставке, укрытой красной материей, в ореховой золоченой раме стояла «Мона Лиза». Подле нее, как и в прошлые дни, в длинных шинелях и в высоких фуражках несли караул бравые карабинеры, пытливо всматривающиеся в каждого проходящего. «Именно такие гренадеры и должны стеречь «Мону Лизу», – хмыкнул Генри Марсель. Заметив подошедшего Джиованни Поджи, карабинеры еще более выпрямились…
Приблизившись к картине, Генри Марсель, заложив руки за спину и задрав подбородок, в восхищении рассматривал картину. Насладившись зрелищем, он повернул расчувствовавшееся лицо к эксперту и обронил:
– Она прекрасна, господа, не правда ли? Мы можем забрать ее сейчас?
– Разумеется, Генри, – энергично отозвался Джиованни Поджи, – нужно будет только подписать кое-какие документы. И будем считать, что официальная передача состоялась.
Щелкнув замками портфеля, профессор Поджи вытащил из него несколько листков и, протянув директору Лувра, сказал:
– Прочти, Генри.
– Что здесь?
– Акт приемки… Мы передаем тебе картину «Мона Лиза», и она находится в полнейшем порядке.
– Разберемся, – буркнул Генри Марсель, забирая отпечатанные листки бумаги, и, повернувшись к экспертам, продолжавшим стоять в нерешительности, поторопил: – Чего застыли, господа? Может, вы считаете, что я должен осматривать картину?
– Извините, господин директор, разумеется, это должны сделать мы, – несколько поспешнее, чем следовало бы, отвечал главный эксперт Лувра Жан-Пьер Бусьер: седовласый мужчина с золотым пенсне на правом глазу.
В две пары рук картину сняли с постамента и бережно уложили на стол.
– Этот Перуджи был к ней весьма внимателен. На холсте ни пятнышка и ни царапинки, – сказал Поджи, заметив, с какой тщательностью эксперты осматривают холст.
Вооружившись увеличительными стеклами, эксперты принялись осматривать поверхность холста, скрупулезно сверять картину с заготовленными фотографиями. Еще через полчаса пожилой эксперт, крупный мужчина с большим животом, упруго выступающим через тесный жилет из клетчатой материи, вынес осторожный вердикт.
– На первый взгляд как будто бы все в порядке… Картина подлинная. Но нужно провести более основательное исследование, полагаю, что это лучше сделать в Париже.
Нацепив на крупный мясистый нос очки в черной тяжелой роговой оправе, директор Лувра поставил размашистую подпись.
– Поздравляю вас, господин директор, – официально произнес Джиованни Поджи. – «Мона Лиза» возвращается во Францию. – И, разлепив губы в широкой довольной улыбке, добавил: – Вы даже не представляете, как я вам завидую!
– Представляю…
– У нас есть для вас подарок.
– Это какой же? – удивленно посмотрел на приятеля Генри Марсель. – Уж не хотите ли вы вручить нам еще одну «Мону Лизу»?
– Ха-ха! Я очень ценю французский юмор. Мы, итальянцы, не умеем так шутить. Я хочу подарить вам ящик, в котором вы повезете картину в Париж. Принесите! – обратился Поджи к смотрителям, находившимся в зале. – Не нести же нашим гостям «Мону Лизу» в руках через весь город!
Сгибаясь под тяжестью, двое смотрителей внесли в зал резной ящик из розового дерева, украшенный позолотой. Изящный, выполненный с большим вкусом, он походил на экспонат, выставленный в музее.
– Не слишком ли роскошно? – хмыкнул Генри Марсель, погладив золоченую крышку.
– Для такой картины, как «Мона Лиза», ничего не бывает слишком, – напыщенно заметил Поджи. – Сделали точно по размеру рамы, так что этой красивой даме здесь будет весьма комфортно. В такой колыбели можно выдержать самое дальнее путешествие.
Картину аккуратно положили на дно ящика и аккуратно прикрыли крышкой.
– Теперь она никуда не денется.
В зал вошел начальник полиции Марко де Льянос.
– Господа, у нас есть оперативная информация, что наиболее настроенные националистические элементы хотят отбить у вас «Мону Лизу».
– Вы это серьезно? – озадаченно переспросил директор Лувра. Махнув рукой, продолжил: – Хотя какие тут могут быть шутки. И что же теперь вы намерены предпринять?
