Книга Государевы конюхи, страница 202. Автор книги Далия Трускиновская

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Государевы конюхи»

Cтраница 202

Забрались все трое в шорную, где Данила и пересказал услышанное от Настасьи.

— Нескладица, говоришь? — Тимофей задумался. — Скоморохи, говоришь, ни при чем?

— А сдается, что девка права. Нечего им тут до Масленицы делать, — согласился Богдаш. — А которые на Москве поселились и ремеслом занялись — тем-то Земского приказа бояться нечего.

— Кабы просто парнишку потеряли, то и нечего бояться, — сказал Тимофей. — А тут — парнишку вместе с этой проклятой грамотой! Врет Настасья! И ты, Данила, своей просьбой, может, делу вред причинил. Она пошла узнавать, правду узнала — да и предупредила своих: мол, я вас не выдам, да и вы помалкивайте! Помяни мое слово — она скоморохов покрывает!

— Здешних, московских, что ли, покрывает? А какого рожна? — спросил Богдаш. — Они ей уж давно не свои! Что скажешь, Данила? Была меж вами когда речь о ее московской скоморошьей родне?

Данила помотал головой. Настасья вообще никогда и ни о какой родне ему не говорила.

— А откуда мы знаем, что тело для скоморохов выкрали? — продолжал Богдаш. — От одного лишь человека, от девки, то есть! От той долговязой Авдотьицы!

— Настасье есть для чего врать, — не уступал Тимофей. — За своих вступилась. И уж больно скоро все разнюхала. А Авдотьице для чего врать? Что ей сказали на том дворе в Хамовниках, то и нам должна была пересказать, за то ей и деньги плачены. А, Данила?

Данила кивнул.

— Выходит, одна из двух девок неправду говорит! — сделал вывод Богдаш. — И поди знай, которая!

— Обе врут, — буркнул Тимофей. — Ты что, баб не знаешь? Им вранье слаще меда…

— Ну уж нет! Либо скоморохи выкрали, либо не они! Так что, брат Тимоша, тут лишь одна врет! А вторая-то правду говорит! — со смехом возразил Желвак.

Данила отмалчивался. Если товарищам этот словесный розыск был загадкой для ума, то парня он по живому мясу резал. Данила не мог взять в толк — за что ему такое?!

Если Авдотьица — то почему? Что ей Данила плохого сделал? Он, может, единственный никогда не сказал гнилого слова про ее избыточный рост. И платил по уговору…

Если Настасья — опять же почему? Потому ли, что целоваться полез?!

Будь Данила чуть постарше и поопытнее, то и знал бы: девка не на того обижается, кто пристает с поцелуями, а на того, кто не пристает.

Трудно человеку, живмя живущему на Аргамачьих конюшнях в обществе холостых мужиков, разбираться в тонкостях бабьего зловредного норова. Данила же сейчас обязан был разобраться, иначе непонятно, в какую сторону дальше двигаться. И потому он сгоряча решил припомнить все плохое, что знал про обеих девок.

За Настасьей числилось немало грехов — где-то в глубине души Данила, очевидно, и жениха ей не мог простить, того убитого прошлой зимой Юрашку Белого, — включая и отчаянное вранье, на которое даже дьяк Башмаков купился. За Авдотьицей Данила грехов не знал — с кем-то, конечно, жила невенчанная, но он этих людей в глаза не видывал…

— Что надулся, как мышь на крупу? — спросил Тимофей. — Не хочешь на кумушку напрасный поклеп возводить? А она тебя разве пожалела? Ты вспомни, как через ее вранье чуть тебя Разбойный приказ не загреб! Спасибо скажи Богдашке да дьяку Башмакову — отстояли! И спина цела осталась!

Это был веский довод — назвавшись другим именем, присвоив себе чужую судьбу, Настасья навела розыск на человека, по которому давно кнут и дыба тосковали, да и пропала, а потом подлинное ее звание с ремеслом и выплыли на свет Божий. Данила же и впрямь чудом тогда спасся.

— Нет веры твоей куме! — Тимофей выкрикнул это так убедительно, что Данила кивнул. — Нет! Авдотьица — та душой пряма! За деньги трудилась! А Настасья — как лисий хвост, туда-сюда, туда-сюда!..

И показал рукой, как рыжий хвост, чиркая по снегу, заметает следы.

— Постой, постой! Тоже ангела непорочного сыскал — Авдотьицу! — возмутился Богдаш. — Хорош ангел с Неглинки! За деньги еще и не то сотворит!

Данила поглядел на Желвака с надеждой — вот бы сейчас товарищ объяснил, что Настасья не может быть виновна во вранье, а как раз Авдотьица — виновна!

— Данила! — Тимофей окликнул его яростно и грозно. — Не дай девкам себя вокруг пальца обвести!

— Меньше его слушай, Данила. Одна-то ведь точно правду сказала! — перебил Желвак.

— Сдается мне… — начал было он.

Оба товарища разом притихли, потому что за Данилой такое водилось — ни с того ни с сего догадаться о сути происходящего.

А он и высказать свою мысль боялся.

Не могла ему соврать Настасья, и все тут! Год назад — могла, и без всяких затруднений. Да и как врала — пылко, страстно, от всей души! Сейчас же — нет, нет…

Он вспомнил, как она коснулась пальцами его щеки. После такого прикосновения вранье было бы предательством. А на предательство Настасья не способна. Он вспомнил, как она мстила за убитого жениха — и ведь не любила же всей душой, просто по-бабьи к сильному и надежному мужику в трудный миг прилепилась…

Касалась ли Настасья вот так Юрашкиной щеки? Обнимала ли его так?..

То, что спаяло их тогда, ощущалось Данилой как цепь, длинная и тяжелая, обмотавшая их в миг объятия с ног до головы, и вес той цепи непременно должны были ощутить оба, не он один. Он не стал бы говорить красно и не дожил до таких лет, чтобы знать: то, что не сбылось, соединяет порой сильнее самого горячего брачного ложа. Но он чувствовал, что сила их безнадежного объятия — не сила его и ее рук, а совсем иное.

— Ну так — сдается тебе? — пришел на помощь Богдаш.

— Авдотьица врет.

— С чего ты взял? — возмутился Тимофей.

— С чего бы ни взял — давай-ка этот домысел обсудим, — Богдаш наконец-то скинул с плеч шубу, и она, вовремя прижатая спиной к дощатой стене за лавкой, давала ему и тепло, и удобство. — С чего бы вдруг до гостевания у Одинца Авдотьица нашу сторону держала, а потом — переметнулась?

— Переманили, — хмуро предположил Данила. Ему и про Авдотьицу плохо думать не хотелось.

— Как — переманили? Поймали на вранье и сказали: ну-ка, девка, рассказывай, кто тебе заплатил за розыск, а мы заплатим вдвое?

— И такое быть могло, — согласился вдруг Тимофей. — Она деньги любит.

— А могло быть иное — среди бойцов былой полюбовник сыскался, — заметил Богдаш. — У Одинца с братией сейчас денег-то немного, у них после Масленицы деньги появятся. Коли хорошо повоюют. Так, может, не деньгами ее взяли, а лаской.

— Насчет ласки тебе, конечно, виднее, — Тимофей прищурился. — А, может, и медную сковородку подарили…

— Да чтоб те с места не встать! — Богдаш вскочил, шуба рухнула наземь. — Вот те крест — куплю ту сковородку да по лбу тебя тресну!

Данила, ужаснувшись, схватил товарища в охапку.

— Да ладно тебе, — сказал ему, даже не приподняв зада от лавки, Тимофей. — Ему до сковородки бежать далеко, пока добежит — остынет.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация