Я попытался отогнать одолевавшие меня сомнения, вернувшись в гущу расследования. Я вернулся в кофейню Кента, чтобы узнать, не приходил ли кто-нибудь по объявлению, и получил два имени и два адреса. Ни один не оказался полезным, так как оба принадлежали людям, которые надеялись выманить у меня деньги, делая вид, будто обладают информацией, которой у них на самом деле не было. Покидая второй дом, я раздумывал, что же делать дальше. Я не мог просто вернуться в дом к дяде, не мог бездействовать. Я зашел в ближайшую пивную и быстро выпил, продолжая думать.
Мне требовалось найти Рочестера или того, кто называл себя Рочестером. Я знал двоих людей, которые могли вывести меня на этого человека или этих людей. Поскольку Джонатану Уайльду я не доверял, я решил заставить второго человека сказать то, что мне было нужно. Не допив эля, я поднялся и отправился в Ньюгетскую тюрьму, чтобы в очередной раз встретиться с Кейт Коул.
Мне нечего ей было предложить, чтобы заставить говорить, и со стыдом признаюсь, я не отвергал полностью применения силы, дабы склонить Кейт к сотрудничеству. Я еще точно не знал, как именно собирайся это сделать, но намеревался не покидать ее камеры, пока она не расскажет мне все, что ей известно о Мартине Рочестере.
Войдя в Ньюгет, я решительно направился к камере Кейт и забарабанил в дверь. Ничто, никакие ее ухищрения не помешают мне узнать то, что мне нужно.
Когда дверь открылась, я оказался лицом к лицу с упитанным парнем с узкими глазками и ртом, запачканным красным вином. Сначала я смутился оттого, что так грубо барабанил в дверь Кейт, когда у нее был гость, но момент для хороших манер был неподходящий. Не обращая внимания на парня, я надавил на дверь — она открылась, но я увидел не Кейт, валяющуюся в грязи как свинья, а другую женщину, такую же упитанную, как мужчина, ипару упитанных детишек, которые обедали за небольшим столиком.
Мое смущение вернулось. Я не мог ошибиться дверью, это была камера Кейт.
— Где женщина, которая была здесь? — спросил я примирительнымтоном.
— Понятия не имею, — ответил мужчина и, видя, что я не собирался ничего больше говорить, захлопнул дверь.
Для судебного разбирательства в Олд-Бейли было еще не время, поэтому вряд ли ее увели в суд. Может быть, она продала свою комнату, потому что ей нужны были наличные деньги?
— Где Кейт Коул? — потребовал я у первого надзирателя, которого мне удалось отыскать. — Мне нужно ее видеть.
— Боюсь, вы не сможете се увидеть, — сказал надзиратель, — а даже если вы ее увидите, она не сможет увидеть вас. Будучи мертвой и все такое.
— Мертвой?! — вскричал я. Я почувствовал… трудно это описать… слабость. Мне казалось, что повсюду вокруг меня смерть. Что мои враги знают все, что знал я. Они предугадывали моипланы еще до того, как я их задумывал. — От чего она умерла?
— От удушья.
— Но ведь суда еще не было, — возразил я.
— Вы не поняли, сэр. Она повесилась в своей шикарной камере сама.
— Самоубийство? — Я не мог представить, что человек, подобныйКейт, способен испытывать такое отчаяние, чтобы совершить самоубийство. А даже если бы это было так, разве не стала бы она дожидаться результатов судебного процесса, прежде чем потерять последнюю надежду? — Вы уверены, что это самоубийство?
— Так сказал коронер.
Я думал, какие еще можно задать вопросы, чтобы догадаться, кто мог это сделать.
— Ее кто-нибудь навещал незадолго до смерти?
— Вроде нет, насколько я знаю.
— А кто-нибудь другой может знать?
— Вроде нет, насколько я знаю. Я положил ему в руку шиллинг:
— А теперь знаешь?
— Нет, — сказал он, — и спасибо за вашу щедрость.
Теперь убийств было четыре. Кейт Коул не повесилась. С точки зрения теории вероятности Кейт Коул скорее бы жила, чтобы плюнуть в глаза своему палачу, чем покончить с собой. Нет, Кейт попала в ту же паутину, чтои мой отец, Майкл Бальфур и Кристофер Ходж, книготорговец. Сейчас, как никогда раньше, я понимал, что Элиас был прав. Новые финансовые инструменты породили неограниченную власть в масштабах, которые я даже не мог себе представить. Я искал человека или, возможно, группу людей, которые сидели где-то, планировали грязные дела и, возможно, даже осуществляли их с леденящим бессердечием. Теперь я был уверен, что в ответе был не один человек и даже не одна группа людей. Было слишком много связей, слишком много различных преступлений. У слишком большого числа людей было слишком много власти и знаний, но никого нельзя было привлечь к ответственности за их преступления, поскольку они прятались в бесконечных лабиринтах обмана и вымысла. Это был, как написал мой отец, заговор бумаг, которые позволяли этим людям процветать. Они наносили свои вымыслы на банковские билеты, а весь мир читал их и верил им.
Под ложечкой у меня подсасывало и кружилась голова, поэтому я зашел в таверну подкрепиться. Однако, сев за столик, я понял, что не хочу есть, и заказал кружку густого эля. А потом, вероятно, я заказал вторую кружку. После четвертой кружки, выпитой на пустой желудок, моя печаль превратилась в угрюмость. Мне было жаль, что я не моложе на десять лет, что виноват в смерти Кейт Коул, что застрелил Джемми, что отвернулся от семьи. В таком настроении я наконец вернулся в дом дяди на Брод-Корт. Я удобно устроился в темной гостиной рядом с бутылкой мадеры и стал пить вино, пытаясь в очередной раз осмыслить все увиденное.
Я сидел в темноте, потеряв счет времени, но меня вывел из оцепенения звук шагов. Кто-то спускался по лестнице. Я занимался своим ремеслом достаточно долго, а до этого бывал в худших переделках, чтобы понять: этот «кто-то» старается производить как можно меньше шума. Я поставил бокал на стол и медленно встал. Подойдя к двери, откуда была хорошо видна лестница, я увидел Мириам, крадущуюся вниз по ступеням. На ней был плащ поверх платья. Она подняла подол намного выше лодыжек, чтобы легче было идти, не создавая шума.
Я отошел назад, пока она не миновала гостиную, бесшумно отперла входную дверь — видимо, не без практики — и выскользнула во двор.
Через минуту я последовал за ней и увидел, что она села в экипаж, поджидавший в нескольких ярдах от входа в дом дяди.
Экипаж поехал по улице, а я бросился вдогонку, по мере сил щадя раненую ногу. Я вскочил на заднюю подножку так же, как когда следил за Делони. Под покровом лондонской темной ночи не было необходимости платить кучеру за проезд. Я нагнулся, чтобы ему не было меня видно, и оставался в таком положении. Экипаж ехал в сторону Спиталфилдз. Я надеялся, что поездка будет недолгой, так как без плаща я быстро продрог.
Вскоре экипаж остановился на Принсес-стрит, и Мириам поспешно вошла в трактир. Я отметил не без облегчения, что по крайней мере это пристойное заведение, но тревога меня не покидала. Я немного подождал, потирая руки, чтобы согреться, и вошел, держась ближе к двери, на случай, если Мириам все еще у входа. У входа ее не было. Это было уютное местечко с горящим камином. За столиками сидели купцы среднего достатка и несколько дам. Я внимательно огляделся, но Мириам нигде не увидел. Я подошел к человеку за стойкой, дал ему монету и узнал, что она с джентльменом в комнате на втором этаже.
