– Это наглая ложь, Билли, ты сам знаешь.
В середине зала, между тем местом, где мы сидели, и местом, где стоял Билли, какой-то человек взобрался на стол. Лет около тридцати, лицо гладкое и молодое. У него были свои волосы, темные и собранные в небольшой хвостик. Несмотря на невысокий рост, он был явно силен.
– Поглядите, ребята! – воскликнул Гринбилл. – Это же Уолтер Йейт. Он сошел с ума, если посмел явиться сюда. Или ему так понравилось врать, что он готов рассказывать небылицы, не важно, слушают его или нет.
У Литтлтона от удивления открылся рот, и он выпрямился. Одной рукой он сдвинул назад свою шляпу.
– Что он затеял? – прошептал он, обращаясь скорее к себе самому, чем ко мне. – Его убьют.
– Сядь на место, – крикнул какой-то человек Йейту. – Тебе нечего здесь делать.
– А Гринбиллу нечего рассказывать враки, – ответил Йейт. – Я вам не враг. Это Деннис Догмилл и такие, как он, натравливают нас друг на друга. Нам всем нужно что-то есть, поэтому мы и работаем за гроши, так как это лучше, чем не получать ничего. Припасите свои проклятия для Догмилла и его друзей вигов, которые хотят загнать вас до смерти и выбросить на свалку. Вместо того чтобы поливать друг друга грязью, мы должны сделать все, чтобы мистер Мелбери получил место в парламенте. Он обязательно нам поможет. Он защитит наши традиционные права.
Я почувствовал, как напряглись мои мускулы. Снова этот Мелбери, я не мог слышать о нем.
– Сколько тебе заплатил Мелбери за агитацию? – спросил Гринбилл. – Ни у кого из нас нет права голоса, и ты бы это знал, будь ты одним из нас. Да и зачем оно нам? Гриффин Мелбери. Если у него нет судна под разгрузку, мне на него плевать. В задницу его самого и его мамашу-потаскуху.
– И зря, – сказал Йейт. – Он мог бы помочь справиться с Догмиллом и накормить твоих детишек.
– Я заткну тебе глотку кормом для скотины, если ты сам не заткнешься! – выкрикнул кто-то.
– Твои слова пахнут слаще дурман-травы, – добавил другой. – Неужели сам Папа послал тебя рассказывать эти небылицы?
А потом кто-то запустил в него кружку с джином. Йейт ловко уклонился, и кружка попала в грудь Гринбилла.
Какая наглость! Как он посмел уклониться от удара и осквернить их любимого вождя! Наступила полнейшая тишина, и все замерли. А потом кто-то схватил Йейта за руку и стащил со стола. Толпа набросилась на него и начала избивать. Сквозь крики было слышно, как сыпались тяжелые удары кулаков. Те, кто был ближе, пинали свою жертву ногами. Другие в ярости молотили кулаками воздух. Однако не всем так повезло, и пока одни пытались протиснуться поближе и ударить Йейта, другие уже успели позабыть причину своего возмущения и принялись громить все подряд. Некоторые метались по таверне, ища, что можно разбить или украсть. Другие бросились к выходу, ища большего простора для разрушения.
Я почувствовал, что кто-то тянет меня за руку. Это был Литтлтон.
– Пора уносить ноги, – сказал он. – Спасайтесь как можете, – предложил он и растворился в толпе.
Надо было послушаться его совета, но в этом хаосе я потерял способность ясно мыслить. Таверна почти опустела, но несколько мужчин продолжали ломать мебель, бочки с элем и бидоны с джином. Повсюду слышались удары, крики и грохот пивных кружек, разбивавшихся о каменные стены. Осколки масляных ламп валялись на полу, где разлившееся пиво, к счастью, загасило огонь.
Там же, на полу, распростерся бедняга Уолтер Йейт. Он лежал на спине, похожий на перевернутую черепаху. Один мужчина крепко держал его за руки, другой поднял над его головой стул, готовый проломить несчастному череп. Трое человек стояли рядом и в качестве поддержки молотили кулаками воздух. Однако, поскольку главная арена разрушений переместилась на улицу, они то и дело в нетерпении поглядывали на входную дверь.
Сказать по правде, мне было наплевать, какой докер получит какую работу. Более того, в глубине души я считал: Йейт заслужил, чтобы ему проломили череп, за то, что он так лестно говорил о Гриффине Мелбери. Однако спокойно смотреть, как у меня на глазах совершается убийство, я не мог. Я бросился вперед, сбил с ног человека, прижимавшего Йейта к полу, и оттащил жертву в сторону как раз вовремя – стул ударился об пол и разлетелся на куски.
Увидев, что я пришел на помощь их жертве, грузчики разбежались. Я помог Йейту встать на ноги. Он выглядел оглушенным, но, похоже, серьезных увечий не получил и отделался легкими царапинами.
– Спасибо, – сказал он, – подталкивая меня к выходу. – Не думал, что сыщу друга среди ребят Гринбилла.
– Я не имею отношения к ребятам Гринбилла. И хотя я не ожидал встретить вас здесь, мне нужно с вами поговорить. Если вам размозжат голову, мне не удастся этого сделать.
Я перевернул стол, стоявший рядом с дверью, чтобы укрыться от полудюжины мужчин, которые еще оставались в пивной. Кроме тех двоих, которые чуть не убили Йейта, остальные наслаждались сокровищами таверны в отсутствие хозяина. Точнее говоря, они угощались джином из бидонов и набивали карманы ножами и прочей утварью. Через несколько минут они или уснут, или станут еще агрессивнее.
Те двое видели, как мы спрятались за столом. Они посмотрели на мужчин, занятых джином. Они пытались принять решение.
– Меня зовут Уивер, – торопливо сказал я Йейту. – Я выполняю поручение священника по имени Аффорд. Он попросил меня найти человека, который посылал ему письма с угрозами. Он считает, вы можете что-нибудь знать, так как это, вероятно, связано с Догмиллом и вашими проблемами.
– Будь проклят этот Догмилл, да и Аффорд тоже! Напрасно я ввязался в это дело. Одни заговоры, тайны и интриги. А расплачиваются за все докеры.
Я хотел спросить, о каких заговорах, тайнах и интригах он говорит, но вовремя заметил, что агрессия взяла верх над опьянением. Четверо мужчин, угощавшихся джином, бросились в нашу сторону, как разъяренные быки.
Йейт сразу понял, что пора выбираться. Он распахнул дверь, и мне стало ясно, что разговор придется отложить, так как ничего хорошего снаружи нас не ждало. На улице были десятки, а может, и сотни мужчин, тузивших друг друга и тех, кто попадался им под руку, вышибая двери и сбивая с ног женщин. Один из них взял где-то факел и бросил его в дом напротив. К счастью, тот не долетел до цели и упал на каменные ступени, не причинив вреда никому, кроме другого бунтовщика.
Не успели мы выйти из таверны, как двое мужчин напали на Йейта, и было бы странно, избавив от смерти однажды, снова обречь его на смерть. Мне пришлось вмешаться и нанести мощный удар одному из нападавших. Тот пришелся в висок, и я не без удовлетворения отметил, что мужчина упал. Но на смену первому нападающему бросились сразу двое, и я едва успевал отражать их удары.
Я поднял голову и увидел кирпич, зажатый в чьих-то побелевших от напряжения пальцах и нацеленный мне в голову. Не знаю, как бы я избежал этого определенно смертельного удара, если бы Йейт, отбивавшийся от другого грузчика, не вскинул руку и не заставил нападавшего выронить кирпич. Я свалил это животное одним ударом в лицо и поблагодарил Йейта, на которого теперь смотрел благосклонно. Пусть он с восторгом говорил о муже Мириам, что для меня было худшим оскорблением, но теперь нас связывало братство борьбы.
