– Мы с мисс Догмилл отлично понимаем друг друга, – сказал я, пытаясь не казаться слишком жестким.
– Я наслышана о ее способности достигать взаимопонимания с джентльменами.
Музыка кончилась, и мне пришлось прекратить танец. Мы с Мириам обменялись колкостями. Мы боролись и наговорили друг другу много обидного. И хотя Мириам все еще была замужем, я испытывал радость от того, что добился значительных результатов.
Глава 17
На следующий день я отправился в соседнюю кофейню и погрузился в ставший уже привычным ритуал просмотра газет, дабы узнать, что обо мне пишут. В газетах вигов было полно рассказов о том, как Бенджамин Уивер убил Артура Гростона, что, по их мнению, было частью заговора, организованного Претендентом и Папой. Я мог бы посмеяться над подобными обвинениями, если бы не понимал, что большинство англичан, которые слышали о них, вовсе не считали их абсурдными. Не было более страшного пугала, чем Папа и его планы лишить англичан свобод и установить абсолютную монархию по образу и подобию той, что существовала во Франции.
Газеты тори негодовали. Они писали, что только виг или глупец – а по их мнению, это было одно и то же – мог поверить, будто записка подлинная и что Уивер мог оставить написанное им признание рядом с трупом. Анонимный автор утверждал, что в прошлом состоял со мной в переписке (это было вполне возможно) и что мои почерк и стиль изложения куда изысканнее почерка и стиля автора записки. Он утверждал, что кто-то, но не говорил кто, желает, чтобы все думали, будто речь идет о заговоре против короля, в то время как на самом деле это был заговор против тори.
То, что я стал известной личностью и что обо мне писали в газетах, было само по себе довольно необычно. Еще более странно было видеть, как меня превратили в шахматную фигуру в политическом поединке. Я бы назвал себя пешкой, но двигался я куда менее очевидно. Скорее, я был слоном, который скользит по шахматной доске под углом, или конем, перепрыгивающим сразу через несколько клеток. Мне было неприятно ощущать, как чьи-то невидимые пальцы давят на меня, когда я хочу сделать ход. С одной стороны, мне несколько льстило, что партии борются за право привлечь меня на свою сторону или, наоборот, считать меня своим врагом. С другой стороны, то, что от моего имени убивают людей, пусть и не самых достойных, было отвратительно.
Таков был ход моих мыслей, когда я заметил мальчика лет одиннадцати или двенадцати, выкрикивавшего имя, которое мы с Мендесом выбрали для связи.
– Я не буду спрашивать вашего настоящего имени, – сказал он, когда я дал ему на чай, – но спрошу, не ждете ли вы сообщения от мистера Мендеса.
– Жду.
Он подал мне лист бумаги, я протянул ему монету, и дело было улажено. Я развернул записку и прочел следующее:
Б. У.
По вашей просьбе я навел справки и узнал, что оба интересующих вас человека проживают в одном доме, принадлежащем некой миссис Винтнер, на Кау-кросс, в Смитфилде. Так мне сказали, но должен предупредить, что источник сам подошел ко мне и дал эти сведения с подозрительной готовностью. Короче говоря, вас могут заманить в западню. Решайте сами. Ваш и т. п.
Мендес
Я в задумчивости смотрел на записку: мне почему-то показалось, что человек, который хочет заманить меня в западню, был сам Уайльд. Тем не менее я решил, что при должной осторожности справлюсь и с западней. Поэтому я вернулся в дом миссис Сирс и снова превратился из Эванса в Уивера. Затем отправился в Смитфилд, где после недолгих расспросов нашел дом миссис Винтнер на Кау-кросс.
Какое-то время я покружил вокруг дома, пытаясь выяснить, нет ли за ним слежки. Ничего подобного я не заметил. Конечно, враги могли затаиться внутри, но это, как говорится, мне будет суждено узнать, только когда я войду.
Я постучался, и дверь открыла старушка, в которой едва теплилась жизнь, но очень веселая. После короткого разговора я выяснил, что оба господина, Спайсер и Кларк, дома, и уверился, что даже если бандиты или констебли ждут меня в засаде, старушка понятия об этом не имеет. Она показалась мне простой доброй женщиной, не способной на обман.
Поэтому, следуя объяснениям, я поднялся на четвертый этаж и подождал перед дверью, прежде чем постучаться. Не было слышно ни скрипа половиц, ни шороха одежды. Не чувствовалось запаха скопления тел. Снова мне показалось, что я могу смело входить в комнату, не опасаясь нападения. Я постучался, и мне велели войти.
Войдя, я обнаружил, что меня ждет Гринбилл-Билли.
– Не убегайте, – быстро сказал он, протянув руку, словно это могло остановить меня. – Кроме меня, здесь никого нет. А после того, как вы поколотили моих ребят, я оставил всякие попытки схватить вас своими силами. Я лишь хочу с вами поговорить.
Я посмотрел на Гринбилла, пытаясь разгадать его намерения по выражению лица, но лицо у него было такое узкое, а глаза так широко посажены, что от природы оно постоянно выражало изумление. Я знал: вряд ли мне удастся прочесть на его лице что-либо еще. Но я также знал, что если он хочет со мной поговорить, это будет на моих условиях.
– Если хочешь поговорить со мной, пойдем в другое место.
Он пожал плечами:
– Мне все равно. Куда мы в таком случае пойдем?
– Узнаешь, когда придем на место. Не говори ни слова, пока я не обращусь к тебе.
Я потянул его за руку, и он встал. Он был широк в кости, но удивительно легок и совершенно не сопротивлялся. Я повел его впереди, чтобы иметь возможность контролировать его телодвижения; мы спустились по лестнице, прошли через кухню миссис Винтнер, где пахло вареной капустой и черносливом, и вышли через заднюю дверь в узкий переулок. Никто за нами не следил, и никто не собирался на меня нападать, поэтому я потащил Гринбилла на Кау-кросс. Мой подопечный шел бодро, улыбаясь, но ничего не говорил и ни о чем не спрашивал.
Я вывел его на Джонс-стрит, где мы довольно быстро нашли экипаж. Мы ехали молча, и вскоре экипаж доставил нас к кофейне в Хаттон-Гардене. Я втолкнул Гринбилла в кофейню и тотчас попросил отдельную комнату. Когда принесли напитки – а мне и в голову не приходило спрашивать у него что-либо, не угостив сначала, – я решил продолжить наш разговор.
– Где Спайсер и Кларк? – спросил я.
Он тупо ухмыльнулся:
– В этом-то и дело, Уивер. Они мертвы, мертвее не бывает. Мне сегодня об этом сказал один из моих парней. Они лежат наверху в публичном доме в Ковент-Гардене. При них записки, в которых сказано, что это твоих рук дело.
Какое-то время я молчал. Вполне вероятно, что Гринбилл выдумал эту историю, но было непонятно зачем. Возникал вопрос, как он узнал и почему решил сообщить мне об этом.
– Продолжай.
– Ну, прошел слух, что Уайльду понадобилось найти этих двоих, и не надо иметь семи пядей во лбу, чтобы догадаться, кто именно хотел с ними встретиться. Поэтому, когда я услышал, что они убиты, я решил устроиться у них в комнатах и подождать вас. Не для того, чтобы схватить и получить вознаграждение, этого я больше не стану пытаться делать, обещаю. Нет, и хотя я когда-то пытался вас надуть, теперь я рассчитывал просить вас о помощи.
