– Воздержусь, воздержусь, – заверила его Эштра, заранее предупрежденная об ответственности, которую она понесет в случае неудачного исхода процедуры перевоплощения. – Теперь давай решать, что будем делать с твоим телом. Хочешь, я придам ему божественную красоту?
– Я бы предпочел дьявольскую неуязвимость и силу.
– Одно другому не мешает… Это ведь не последнее твое обличье. Истинные максары меняют шкуру чаще, чем змеи.
Клинок, приведенный в боевое состояние, почти ничего не весил, однако от вибрации в рукоятке у Хавра занемели пальцы. Он только один раз мельком глянул на то, что раньше было телом Окша, и сразу сосредоточил внимание на его лице, хотя и бледном, но удивительно спокойном.
Горбатая уродка, больше похожая на огромное членистоногое, чем на существо человеческой породы, разделывала свою жертву с быстротой и сноровкой паука, набросившегося на неосторожную муху. Лемуры еле успевали подставлять медные тазы, в которые то шмякались какие-то куски, то звонкой струйкой била кровь. При этом Эштра ни на мгновение не прекращала бормотать себе под нос…
– Сердце у тебя молодое, крепкое, но для грядущих дел слабовато будет… А вот легкие никуда не годятся. Как ты умудрился их так запустить?
– Когда я был ребеночком, меня одна тетя в ямку закопала. – Голос у Окша теперь был какой-то странный, даже и не его вроде. – Пришлось наружу выбираться… Вот и наглотался песочка. Ты еще долго собираешься меня мучить?
– Только начала, – ответила Эштра с садистской прямотой. – Но всего тебя я за один присест не переделаю. Перевоплощение дело долгое. Хотя уже после первого раза ты почувствуешь себя совсем другим человеком.
– И даже с Карглаком смогу в рукопашную схватиться? – не сказал, а скорее прокряхтел Окш.
– Зачем тебе Карглак сдался?
– За тебя отомстить.
– За себя я сама отомщу, мой драгоценный. Это такой зверь, что кого хочешь искалечит. Я-то уж его хорошо изучила. И силы его знаю, и слабости… А что это с тобой? Никак задыхаешься?
От этих слов Хавр сразу насторожился, а Окш прохрипел: «Тяжело, давит что-то…» Эштра сразу отстранилась от него и уставилась своими жуткими бельмами во мрак, из которого немедленно появился один из адъютантов. Пустыми глазами и деревянной неестественной походкой он напоминал манекен.
Лемуры, содрав с адъютанта одежду, уложили его по соседству с Окшем так, чтобы Эштра могла без труда до него дотянуться. Та что-то недовольно пробурчала и, взмахнув своей костлявой лапой, распорола тело молодого человека от горла до паха. Сейчас она очень напоминала одну весьма известную курносую даму, всем другим нарядам предпочитающую ветхий саван. Только, в отличие от нее, Эштра прекрасно обходилась без острой косы. И собственных ногтей вполне хватало.
Теперь почти все лемуры сгрудились в центре освещенного круга. Лишь двое или трое продолжали подносить фигурные флаконы со снадобьями. Эштра наклонялась то в одну сторону, то в другую, и Хавру, чтобы лучше видеть лицо Окша, пришлось подойти поближе. Кровь хлюпала у него под ногами, а от спертого воздуха (к смраду, исходившему от тела Эштры, и тошнотворным ароматам подземелья добавился еще тяжкий запах пропитанных алкоголем каловых масс, переполнявших вскрытую утробу несчастного адъютанта) кружилась голова.
Окш, тело которого напоминало освежеванную телячью тушу, похоже, даже лишенную конечностей (невозможно было с первого взгляда разобраться в этой безобразной мешанине костей, мяса, крови и требухи), заметив приближающегося Хавра, сбивчиво зашептал:
– Видишь, какой я сейчас? Только глазами могу хлопать да языком шевелить. Не оставляй меня, слышишь? Будь при мне, пока я не встану на ноги. Обещаю озолотить тебя! Помнишь те доводы, в силу которых тебе следует держаться за меня? Не забывай их.
– Зачем ты зря волнуешься, драгоценный? – перебила его Эштра. – В обиду я тебя никому не дам. Потерпи еще немного. Скоро будешь прыгать, как кузнечик. Вспомнишь тогда свою благодетельницу добрым словом… А ты, казначеюшко, не лезь. Без тебя как-нибудь разберемся.
– Я, несравненная, в твоих советах не нуждаюсь. – Хавр с трудом подавил вспышку глухой необъяснимой ярости. – Сама знаешь, для чего я здесь присутствую. Если собираешься еще пожить на этом свете, делай свое дело как можно лучше.
Их глаза встретились – впервые за все время знакомства. Неизвестно, что хотела Эштра: просто напугать строптивого человечишку или всерьез искалечить его психику, однако стрела ее злой воли угодила в пустоту.
Хавр продолжал стоять на прежнем месте, но был уже как будто и не человеком во плоти и крови, а только его отражением. А настоящий Хавр каким-то невероятным образом оказался у нее за спиной и сейчас угрожающе помахивал клинком.
Эштра, которую нельзя было ошарашить абсолютно ничем, повторила свой выпад, опасный даже для максара, но добилась точно такого же результата. Теперь вокруг нее было уже три Хавра, и если первый успел превратиться почти в неразличимую тень, то между двух остальных не было почти никакой разницы, кроме разве что выражения лица – один презрительно улыбался, а второй хмурился.
– Зря стараешься, – сказал улыбающийся Хавр. – Тебе не одолеть меня. Я всегда увернусь. Только не в сторону, а в другой момент времени. Чуть-чуть более поздний или чуть-чуть более ранний. Если нас будет разделять хотя бы миг, ты уже не опасна для меня.
– А ты не прост, казначеюшко! Ох как не прост! – притворно восхитилась Эштра. – Я бы тебе свои денежки не доверила.
– Карглак ведь доверил. – Оба Хавра уже слились в единое целое. – А он обманывался редко.
– Неужели Карглак так ни разу и не попытался вывернуть твою душу наизнанку? – полюбопытствовала Эштра.
– Это, наверное, было его мечтой. Пусть и не самой сокровенной. Он пытался проникнуть в мою душу много раз и разными способами, но всегда примерно с тем же успехом, что и ты. Я неподвластен воле максаров. Не потому, что обладаю такими же способностями, как и они. Просто мы явления разной природы. Как, например, свет неба и ветер.
Эштра вдруг рассмеялась во всю свою щербатую пасть – словно заквохтала усевшаяся на яйца самка дракона – и вновь занялась Окшем.
Их стычка окончилась в общем-то мирно, однако Хавр понимал, что приобрел в лице Эштры непримиримого и коварного врага.
Спустя довольно продолжительное время, в ходе которого надежда не раз сменялась отчаянием, Эштра сказала:
– Ну вот, получай нашего красавчика. Считай, что он сызнова на свет родился.
Мнение на этот счет самого Окша осталось неизвестным, поскольку все его тело, за исключением глаз и носа, было плотно запеленуто в серую льняную ткань, пропитанную чудодейственными бальзамами. Сейчас он походил на кокон огромного насекомого, и еще неизвестно было, что из этого кокона вылупится.
– Пусть полежит в каком-нибудь спокойном месте, – продолжала Эштра. – Поить и кормить его пока не надо. А особенно – докучать излишним вниманием. Он сам оклемается.
