— А стоит ли мне отвечать на ваш бестактный и унизительный вопрос?
Мэнли и Мори переглянулись.
— Пожалуйста, не обижайтесь, колонель
[10]
Поляков. Это очень важно для нас, — примирительно ответил Джон Мори.
— Хорошо, я отвечу, только не перебивайте меня…
— Но если будут одни разглагольствования, которыми обычно кормят нас перебежчики из России, то нам придется прерывать вас, — огрызнулся опять Мэнли.
Поляков был глубоко задет этим предупреждением и с достоинством ответил:
— Извините, но я для вас не перебежчик! И никогда не буду им!
— Ну хорошо, хорошо. Излагайте свои доводы, — смягчился Дэвид.
Поляков несколько секунд молчал, как бы собираясь с мыслями, потом многозначительно посмотрел на притихших американцев и, скептически приподняв бровь, спокойно начал отвечать:
— Коли вы придаете большое значение побудительным мотивам установления моего контакта с вами, то скажу вам честно: я противник проповедуемых в нашей стране разного рода «измов» — большевизма, социализма, коммунизма. Поверьте мне, все это — чушь и вранье. Разочаровался я во всех этих «измах», от которых скоро взвоет весь мир. А еще я не могу оставаться безразличным к тому, что делает с моей страной Никита Хрущев и вся его камарилья. Подыгрывают им и наша пресса, и радио, и телевидение. Они, кстати, тоже заражают советский народ бредовой идеей построения коммунизма в отдельно взятой стране. Мы, русские, стали какими-то странными, мы почему-то всему верим: и в строительство провозглашенного Хрущевым красного рая, и в спасительницу-кукурузу, и в приближение коммунизма. А на самом деле Хрущ уже довел страну до ручки. Это же надо: он недавно распорядился добавлять в производство хлеба пятьдесят процентов отрубей, а в изготовление так называемой «народной» колбасы — тридцать три процента сои. Он же инициировал осуждение культа личности Сталина, хотя товарищ Сталин, в отличие от него, действительно думал о народе. Судите сами, не успел Советский Союз восстановиться после окончания войны, а уже через год начал снижать цены на продовольственные и промышленные товары. И делалось это каждый год до самой его кончины. И потому советские люди шли за ним, верили ему и оплакивали его смерть… — Подумав немного, Топхэт заключил: — Поскольку вы, американцы, преследуете ту же цель, что и я, — уберечь мир от коммунизма, то мне теперь с вами по пути, — с нажимом произнес он последние три слова.
Дэвид Мэнли, прищурив глаза, подозрительно посмотрел на него, потом недоверчиво спросил:
— А почему вы, мистер Поляков, считаете, что несогласие с образом действий Хрущева
[11]
и его камарильи, как вы выразились, может являться индульгенцией на оправдание вашего перехода на нашу сторону? Что ж вы у себя в Москве не боролись с его перекосами и перегибами во внутренней и внешней политике?
Услышав это, Поляков даже привстал, хотел что-то сказать, но в горле у него застрял ком. С трудом преодолев возникший спазм, он откашлялся и, вконец сбитый с толку, замешкался. Заметив это, американцы подмигнули друг другу и стали ждать ответа. Возникла долгая пауза. Неугомонный Дэвид решил нарушить ее:
— Вы, мистер Поляков, хорошо знаете: если наш президент или его администрация начинает что-то делать неправильно, то американцы, используя свои права, открыто заявляют протест. Он может выражаться в разных формах: в направлении письма президенту, во вступлении в какую-нибудь протестную организацию, чтобы бороться вместе с ней за перемены в нашей стране. Почему же ваши советские люди не прибегают к подобным действиям?
Поляков ухмыльнулся и горько ответил:
— У нас, в России, к сожалению, нет таких возможностей. Протестные организации, митинги и забастовки в Советском Союзе запрещены. Направлять же письма Первому секретарю ЦК или руководителю правительства с требованием каких-либо перемен — бесполезное и опасное дел. Это значит подписать самому себе приговор на увольнение с работы, или, скорее всего, подобное письмо отправит человека на скамью подсудимых за клевету на партию и родное правительство.
Сделав паузу, он тяжело вздохнул и сказал: — Я повторяю, что изменения в моих взглядах произошли под воздействием причин политического и идеологического характера. Одну из них я уже называл — это неверие во всевозможные «измы» с цветастыми декорациями, а также в лживо пропагандируемое превосходство советского строя над капиталистическим. Вторая причина — полное неверие в политику мирного сосуществования, которая провозглашена Советским Союзом лишь для того, чтобы усыпить бдительность США. Об этом я расскажу несколько позже. О третьей причине я тоже уже говорил — это неверие в справедливость социалистического общества из-за таких вот руководителей страны, как Хрущев. До сего времени не могу понять: как можно было выдвигать на высокие руководящие должности в партии и государстве таких вот авантюристов? Ответов на подобные вопросы у себя в стране я не находил. Поэтому, оказавшись в Нью-Йорке во второй командировке, я решил обратиться к американским коллегам, работающим, как и я, в Военно-штабном комитете ООН, а через них выйти на вас. В-четвертых, я пошел на контакт с вами потому, что вся социалистическая система насквозь прогнила, что жизнь в СССР лицемерна и лжива. Между прочим, все мы сейчас живем по лжи. Теоретические посылы ведущей и направляющей коммунистической партии далеко не соответствуют практическим ее делам. Внешняя политика России стала более агрессивной и более циничной, чем американская. В нашей стране все держится на секретности. Безумие советских военных планов постоянно скрывается от народа с помощью все той секретности. Как человек, занимавшийся вопросами оценки и сопоставления ядерных потенциалов СССР и США, свидетельствую вам, что Америка отстает как в ударной силе атомного оружия, так и в средствах его доставки. Есть преимущество Советского Союза и в поражении территорий стран — сателлитов США по НАТО. Вот скажите мне, как после этого можно говорить о борьбе за мир, за разоружение, если наши страны планируют под грифом «совершенно секретно» ужасные войны?! Поэтому я считаю, что мы должны что-то делать для спасения человечества. И делать это надо уже сегодня и сейчас. Если же мы будем терять время — значит, можно потерять все…
— Послушайте, мистер Поляков, а лично вы-то что-нибудь успели сделать, чтобы сохранить это человечество? — опять прервал его Мэнли.
Топхэт бросил на него взгляд, полный презрения.
— Да, кое-что я успел сделать, — ответил он. — На официальных приемах и в личных встречах я всегда внушал своим американским коллегам из Военно-штабного комитета недоверие к концепции мирного сосуществования двух систем на принципах, проповедуемых Хрущевым. Я внушал им мысль о том, что при сегодняшнем накоплении ядерных средств мирное сосуществование призрачно, а глобальный конфликт вполне вероятен. Такой вывод напрашивается и из заявления самого Хрущева после его визита в вашу страну два или три года назад. Вы же, наверно, помните, что он сказал тогда?
