На этот раз Поляков взял доллары без каких-либо оговорок. Но не прошло и минуты, как он начал сожалеть, что взял их, показав свою жадность перед американцем. Несколько секунд он сидел в оцепенении, потом стыдливо бросил косой взгляд на Джона Мори. Тот смотрел на него задумчивым, долгим взглядом, то ли припоминая, не упустил ли он чего-то, то ли сожалея о своей последней встрече с «драгоценным камнем» в истории американской контрразведки. Решив, что все вопросы оговорены, Джон неожиданно быстро и с пафосом заговорил:
— Не поминайте меня лихом, мистер Поляков. Хочу верить, что наши встречи пойдут вам на пользу. И вы поверьте мне, что я кое-чему научился у вас. Прежде всего, вашему высокому профессионализму и вашей преданности избранной профессии. Между прочим, мне понравилось, с каким упорством вы отстаивали необходимость своего возвращения в Советский Союз, хотя лично я спал и видел, что вы навсегда останетесь в Америке и мы вместе будем работать в Вашингтоне в ФБР. И последнее, что хотелось бы сказать: я очень высоко оцениваю ваше плодотворное сотрудничество с нами и весьма сожалею, что оно так быстро закончилось…
Полякову пришло в голову, что его американский оператор прощается с ним навсегда. Отогнав этот мысль прочь, он с уксусной улыбкой посмотрел на Джона Мори и сказал:
— Пути Господни, мистер Джон, неисповедимы… Кто знает, может быть, мы еще и встретимся где-нибудь.
Вспомнив о предстоящем прощальном ужине со своими коллегами по работе в Военно-штабном комитете, а затем и в самой резидентуре, он извинился перед Джоном, поблагодарил его за взаимопонимание и поспешил в свое представительство.
После фуршетов в ВШК и резидентуре Поляков вернулся домой поздно вечером с тяжелым чувством: он все еще сожалел, что взял у Джона пачку долларов. Переживал это так, что не мог заснуть. Да и в последующие два дня до отъезда из Нью-Йорка он расходовал эти доллары, опасаясь попасть под подозрение своих коллег. Лишь за несколько часов до отправления в морской порт он все же потратил часть денег на «шмотки» и подарки для своих родственников и коллег по работе в Москве.
А 9 июня 1962 года на пароходе «Куин Элизабет» агент ФБР полковник Поляков отплыл от берегов Америки, прихватив с собой сокрытое в личных вещах шпионское снаряжение для продолжения своей гнусной предательской деятельности, но теперь уже на родной земле московской.
Глава 2. «Крот» в «аквариуме»
У него было две жизни: одна — явная, которую видели и знали все, кому это нужно было. И другая — протекавшая тайно.
А.Чехов. Дама с собачкой
Летом 1962 года агент ФБР Дмитрий Поляков стал, на жаргоне западных спецслужб, «кротом» ЦРУ Соединенных Штатов Америки. Через него разведка противника без затруднений внедрилась в московский «аквариум» ГРУ. Так с подачи бежавшего в Англию изменника Родины капитана Владимира Резуна стали называть новый главный корпус штаб-квартиры Главного разведывательного управления Генштаба. Сами же сотрудники военной разведки окрестили новое девятиэтажное здание из стекла и бетона на Хорошевском шоссе «стекляшкой». Тогда же ЦРУ, чтобы основательно зашифровать своего агента, поменяло ему псевдоним: и с того времени во всех документах Лэнгли
[34]
он стал фигурировать не как Топхэт, а как Бурбон — так называется сорт американского виски.
После многодневного плавания через океан и пути через всю Европу у Бурбона было одно желание: выспаться как следует. Однако, вернувшись в родные пенаты, он даже заснуть не мог: не давал покоя вихрь обрывочных мыслей о том, что жизнь теперь будет намного опаснее, чем в Америке. Что отныне для него существует только «теперь», а «завтра» может уже не быть, потому что «завтра» — это разоблачение и арест. «А посему перед руководством — большим и малым — придется быть таким, какой им требуюсь, то есть всецело преданной им тварью, — продолжал он размышлять
[35]
. И разговаривать теперь надо предельно осторожно. Ничего не поделаешь, шпионаж — это всегда выматывающая душу тревога: как бы не разоблачили, как бы не арестовали!»
Думы о том, что до конца жизни предстоит ему играть одну и ту же роль — роль предателя и что малейшее выпадение из этого образа может стоить ему жизни, перерастали в большой страх. И вдруг словно кто-то стал подсказывать: «Решай, полковник, пока есть еще время одуматься и вернуться к нормальной честной жизни. Для этого тебе надо только заложить для американцев тайник с сообщением о том, что ты исчезаешь из их поля зрения навсегда. А после этого пойти на прием к генералу Изотову
[36]
и признаться в том, что тебя вербовали янки. И, конечно же, заверить генерала, что ты сделаешь все возможное и невозможное ради того, чтобы оставили тебя работать в разведке».
В ответ на доносившийся извне незнакомый голос Поляков еще больше встревожился, что люди ЦРУ при отказе от сотрудничества все равно найдут его. «На земле нет силы, которая способна вырвать меня из американских лап, — подумал он, и эта мысль мгновенно вытеснила все остальные. — Нет, надо мне сообщить в резидентуру ЦРУ о благополучном возвращении в Москву и своей готовности продолжить сотрудничество с американской разведкой».
Так и не заснув, он стал поджидать рассвет. В летние часы рассветало рано, и с первым лучами солнца сразу все вокруг ожило: сначала закаркали перелетавшие с одной крыши на другую вороны, потом защебетали звонким гимном золотому светилу остальные птицы. Все радовалось вокруг пробуждению природы, но неспокойно было на душе у Полякова: он опасался предстоящей встречи с руководством отдела и Третьего управления ГРУ. «А вдруг кагэбэшники уже подготовили наручники и ждут не дождутся, чтобы их надеть на руки мне? — пронеслось у него в голове. Ему стало страшно, что жизнь может так быстро закончиться. — Что ж, за все надо платить, — подумал он. — Да, я оказался предателем, совершил паскудство по отношению к жене и детям. И если я окажусь разоблаченным, то придется платить за это…» И все-таки не предательство и не роль изменника Родины беспокоили его сейчас, а судьба семьи: жены, которую он любил, детей, которыми он всегда восторгался и гордился. «Но их еще можно спасти от позора, а вот сам я уже не спасаем, я уже в аду, — продолжал он размышлять. — Кто знает, возможно, сегодня или завтра предстоит мне и в самом деле опуститься в этот ад…»
С этими тяжелыми мыслями полковник Поляков начал собираться на работу в «аквариум». Перед тем как выйти из квартиры, он взглянул в зеркало и не узнал себя: на него смотрел печальный пожилой человек. «Как же сильно изменился я в последнее время, — подумал он. — Ничего уже не осталось от прежнего армейского офицера с энергичной манерой общения и всегда веселыми глазами. Да, не стало того молодого капитана Димы, который был когда-то зачислен на разведывательный факультет Академии имени Фрунзе. А теперь вот появился суровый полковник Дмитрий Федорович Поляков, любимым выражением которого стало слово «коновалы»…»
