С этими словами Тереза гордо двинулась на выход, сопровождаемая изумленными взглядами сыщиков. Ник Коста посмотрел на Фальконе и мгновенно догадался по выражению лица начальника, о чем тот думает.
Фальконе повернулся к ди Капуа, одному из помощников Терезы, который выделялся на фоне остальных длинными редкими волосами, чем был очень похож на недоучившегося студента:
– Сколько образцов для анализа ДНК вы собрали?
Ди Капуа немного опешил:
– Здесь? Вы хотите, чтобы я пересчитал их?
– Нет, просто скажите, что именно вы взяли для анализа.
– Куски кожи, фрагменты кости, образцы крови. Думаю, анализы будут готовы не раньше чем через неделю.
– А сейчас вы что собираетесь с ними делать?
– Прямо сейчас? Ничего. Поместим в холодное место, вот и все. У нас, к сожалению, не было времени сделать это раньше.
– Ладно, не спешите, – разрешил Фальконе. – И вот еще что. Возьмите образцы для ДНК у каждого из тех, кого мы охраняем. У всех тех, кого упомянула Фарнезе. Я хочу знать, мог ли кто-нибудь из них находиться поблизости во время совершения преступления. Все понятно?
– Будет сделано, – покорно ответил ди Капуа.
Фальконе направился в дальний угол комнаты и остановился у кучи женского нижнего белья.
– И эти вещи тоже прихватите с собой, – распорядился он, не глядя на юного патологоанатома. – На всякий случай. Я хоту знать, кто эти люди и чем они тут занимались.
Оглядев комнату, он подошел к Нику.
– Когда вы встретитесь с Денни, – тихо сказал инспектор, – сделайте одну вещь. Конечно, это может показаться вам странным, но вы все-таки сделайте то, о чем я прошу.
– Разумеется, – согласился Коста, хотя просьба действительно оказалась довольно странной.
34
Дом находился в паре сотен метров от железнодорожного вокзала, а квартира располагалась прямо над китайским рестораном. Это было самое худшее жилище из всех, в которых доводилось проживать Джино Фоссе за последние годы. Оно было даже хуже той убогой фермы, которую он смутно помнил с раннего детства и на которой жил до того момента, пока не поступил в церковную школу в Палермо. Но выбора у него не было. Они сами нашли ему эту грязную квартиру и приказали немедленно убираться из прежнего пристанища. Конечно, он сделал так, как ему велели, причем в такой спешке, что успел прихватить с собой только несколько компакт-дисков, плейер и самые необходимые вещи. Теперь ему нужно сидеть тихо и терпеливо дожидаться того момента, когда полиция, поуспокоившись, утратит бдительность.
В квартире ему оставили довольно приличную сумму денег. Обслуживать его должна была рыжеволосая худощавая девушка лет девятнадцати иностранного происхождения, насколько он понял по се акценту. Она сказала, что работала в темных аллеях позади вокзала: находила там клиентов, приводила в свою комнату, услаждала искусством дешевой проститутки и выпроваживала. В ее задачу входило обеспечивать его продуктами питания и убирать квартиру. Ей предстояло быть его единственной связью с внешним миром.
Уже на следующий день она уселась на старый стул и остановила на Джино свой похотливый взор. Только сейчас он пришел к выводу, что она довольно смазлива: большие карие глаза, встревоженная, но не лишенная миловидности мордашка и открытая, всегда готовая появиться улыбка. Однако кожа ее оставляла желать лучшего, а зубы были кривыми и желтыми.
Она была одета в красную, плотно облегающую кофту и юбку из какого-то искусственного материала. Юбка была настолько короткой, что он без особого труда заметил, что трусиков под ней нет. Он почему-то вспомнил Тертуллиана и с интересом подумал: "И что же дальше?" Впрочем, вскоре это перестало его волновать, и он, кивнув ей, присел на кровати. Она быстро вскочила со стула, опустилась ему на колени и начала равномерно двигать бедрами, возбуждая в нем желание близости. Он слегка отвечал ей, придерживая руками ее затылок и тщетно пытаясь забыть женскую головку, которую держал вот так же еще сегодня утром.
Ему стало любопытно, не встречал ли он ее раньше. В те времена он занимался делами кардинала и выслеживал с фотоаппаратом женщин по всему Риму. Конечно, большинство из них были шикарными шлюхами, но попадались и простушки наподобие этой. Все зависело от вкусов тех, кого Денни хотел ублажить. И только одна женщина оставалась вне всяких категорий. Она была настолько прекрасной и неповторимой, что Денни застолбил ее для себя. Пока он развлекался с ней, Джино Фоссе дожидался его на лестнице очередного многоквартирного дома, как заурядный водитель такси, рисуя в воображении постельные сцены.
Она никогда не разговаривала с ним в автомобиле и никогда не делилась впечатлениями после визита к Денни или к кому бы то ни было. А список клиентов у нее был весьма внушительный. Она сидела, сложив на коленях руки, и выглядела такой красивой и невинной, что порой напоминала икону святой в местной церкви.
А потом у Денни пошли неприятности, и он стал вызывать Джино Фоссе только в тех случаях, когда под рукой не оказывалось никого другого или в сопровождающие неловко было брать постороннего человека.
А месяц назад его вообще отправили в ссылку за незначительную провинность, поселив в башне на улице Кливус Скаури и обязав – смехотворное поручение! – всячески утешать убогих клиентов ближайшего госпиталя.
Ссылка сильно подействовала на него. Он начал меняться. Впервые он понял это две недели назад в темном гулком чреве Сан-Джованни, куда забрел во время короткого перерыва между весьма утомительными приемами больных в госпитале. Он стоял перед алтарем, накрытым балдахином. За плотной тканью, если верить древним церковным книгам, в серебряном ковчеге хранились головы Петра и Павла. Он долго смотрел на алтарь, словно пытался проникнуть взглядом в его потаенную сущность, увидеть то, что недоступно простому смертному. С первых дней своего бренного существования на Сицилии и до последних безрадостных дней, проведенных в Риме, он находил опору в церкви. Она согревала и умиротворяла его мятущуюся душу. А дьяволы, которых было немало вокруг, всегда сводили его с ума и настраивали на самые подлые поступки. И не мудрено: людям нужны злые и коварные существа, ибо без них церковь утратит свое значение.
Конечно, каждый человек может обратиться к Богу и попросить о чем угодно. Однако нет никакой гарантии, что он это получит. Петр и Павел, например, не были изначально святыми, они, как и все, злились и лгали. Причем Петр трижды отвергал Господа, а Павел запятнал себя безрассудными преследованиями первых христиан и прослыл самым преданным и жестоким слугой Римского государства. А сейчас их мумифицированные головы покоятся в серебряном ковчеге...
Джино Фоссе будет помнить эти мгновения всю оставшуюся жизнь. Именно здесь, в храме Сан-Джованни, в его душе зародилась доброта, она ласково прошептала ему на ухо истину, о существовании которой он раньше только подозревал: "Дурак ты, Джино, а может, и хуже". Таинственный голос объяснил ему трагическую сущность того, что он совершил на мягкой постели в средневековой башне на улице Кливус Скаури. Перед глазами возник образ покорно распластавшейся теплой женщины, обнимающей его за шею мягкими руками. И он спросил себя: "Где и в чем заключается мой грех? Разве может быть греховным такое наслаждение? И разве допустимо верить во все эти ужасные байки, унаследованные от множества предыдущих поколений мужчин и предназначенные для обслуживания самых низменных вожделений?"
