– Вижу, вам не нравится то, что здесь делается, – констатировал Мэсситер.
Она улыбнулась.
– Я ведь ничего не знаю:
– Полагаю, кое-что вы, несомненно, заметили. Даже многое. Неужели все так плохо? Я трачу здесь большие деньги. Такие, какие не могу себе позволить. Сегодня вечером я должен произвести впечатление. Венеция – жестокий судья. Пройдет несколько дней, и меня либо провозгласят ее спасителем, либо проклянут как проходимца и мошенника. Скажите правду – я ее заслужил?
– Это не то, что я вам рекомендовала бы, мистер Мэсситер.
– Хьюго. Почему?
Она обвела взглядом просторный высокий зал. Рабочие измеряли две большие аляповатые картины. Неподалеку стояла пара затянутых красным велюром экранов.
– Это место требует простоты. Стекло – вещество необычное. Я понимаю, почему ваш менеджер в таком затруднении, почему он не знает, что с ним делать. Это вызов. Давать рекомендации я не вправе, но мне представляется, что работать нужно со стеклом, а не против него. Он пытается спрятать его, как-то прикрыть, а это грех. Зал создавался не просто как помещение для чего-то, он должен был и сам стать частью экспозиции. – Она указала на потолочные панели. – Если не ошибаюсь, проект готовил не архитектор, а стеклодув. Это и заметно, потому что он ориентировался на какой-то свой план. Обратите внимание – в одном месте стекло прозрачное, в другом отражающее, в третьем затемненное. И цвета – здесь и море, и солнце, и небо, и ночь. Бороться с этим бессмысленно, нужно подстраиваться. Главная, на мой взгляд, проблема – пространство. Его слишком мною. В целом все выглядит как…
Вежливость не дала закончить предложение.
– Как плохой отель, построенный для богача, не имеющего представления о вкусе?
– Ваши слова.
– Черт! – Мэсситер посмотрел на часы. Время приближалось к полудню. Жара усиливалась. Вот и еще одна проблема, подумала Эмили. Слабая вентиляция. – Раз все так плохо, надо выпить. Составите компанию? У меня там обстановка получше. Это, – он сделал широкий жест рукой, – для властей. Они выделили кое-какие средства на реставрационные работы и заодно подсунули своего идиота-архитектора. Не иначе как чей-нибудь племянник. Вы понимаете Италию?
– Надеюсь, что да, – ответила Эмили, поднимаясь за ним по винтовой железной лестнице на третий этаж.
Апартаменты скрывались за черной дверью в самой верхней секции. Мэсситер открыл ее, и они вошли в комнату, обставленную в современном минималистском стиле и с хорошим вкусом.
– Когда-нибудь, даст Бог, я смогу наконец перебраться сюда насовсем. Яхта мне, признаться, порядком надоела. Ну а пока это моя дневная резиденция и временный офис.
Пройдя через вытянутую прямоугольную комнату, англичанин распахнул двойную дверь, створки которой были сделаны из полупрозрачного дымчатого стекла. За ней находился узкий балкон с маленьким столиком. Мэсситер вернулся, прошел в небольшую кухню и открыл холодильник. Балкон манил, но, едва переступив порожек, Эмили инстинктивно подалась назад. Высота и без того была немалая, около тридцати метров, а решетка под ногами добавляла ощущениям остроты. Казалось, балкон висит прямо над вымощенной каменными плитами пристанью. Вдали, за сияющей водной гладью, виднелся Сант-Эразмо, еще дальше Лидо, а за ними расстилалась безбрежная Адриатика.
– Вообще-то больше всего мне нравится вид, – сообщил Мэсситер, появляясь на балконе с двумя бокалами белого вина и тарелкой с оливками и сыром. – Вид и проклятая самонадеянность – вот два побудительных мотива. И конечно, желание немного заработать. Отсюда, если приподняться на цыпочки, можно увидеть Торчелло.
Эмили посмотрела за бортик. Высоко. И камень внизу не обещал мягкого приземления.
– Держитесь. – Мэсситер протянул руку. – Мне в первый раз тоже было страшно.
Она позволила ему положить руки ей на талию, перегнулась через металлические перила и, вытянув шею, повернула голову налево. Мэсситер держал ее твердо и уверенно, как нужно, без излишней фамильярности. И тем не менее ощущение было непривычное: висеть над пропастью в объятиях незнакомого и немного странного англичанина. Интересно, что подумал бы Ник, увидев ее в таком положении? Эмили отогнала эту мысль, напомнив себе, что пришла по делу.
На северном берегу лагуны виднелась высокая башня далекой церкви.
– Спасибо. – Она подалась назад, отметив, что он моментально убрал руки.
Они сели. Хьюго Мэсситер, решила Эмили, был представительным, в расцвете сил мужчиной, хотя, похоже, придерживался в отношении себя несколько другого мнения.
– Вы правы, надо очень верить в себя, чтобы решиться на такую покупку, – сказала она. – И конечно, располагать немалыми средствами.
– Ваше здоровье! – Он поднял бокал. – С первым у меня проблем нет. Второго, боюсь, не хватает. Хочу составить конкуренцию мадам Пегги.
Мэсситер кивнул в сторону города и, предположила Эмили, музея Гуггенхайма.
– Хотите открыть галерею?
– А почему бы и нет? Я продал немало картин и всего прочего. Пора оставить кое-что и для себя. Мне не нравится, когда картины лежат в ящиках или висят в комнате, где их никто, кроме меня, не увидит. Дикость. Я не Говард Хьюз и быть им не хочу.
Вино было отличное и такое холодное, что обжигало горло. Подать себя Мэсситер умел.
– Не думаю, что кому-то придет в голову назвать вас затворником.
Он поставил бокал на столик, откинулся на спинку стула и нахмурился, моментально постарев на несколько лет.
– Вы даже не представляете, кем меня называют, – грустно пожаловался Мэсситер и неожиданно стрельнул в нее взглядом. – Или представляете?
Он смотрел на нее открыто и серьезно, ожидая честного ответа. Хьюго Мэсситер пытался понять, что ей известно.
– В свое время о вас много писали, – осторожно сказала Эмили.
– Да, я был на виду. Это понятно. Уверяю вас, все ложь. Вы уже слышали? Пожалуйста, Эмили, будьте со мной честны. Все вокруг знают эту историю, но предпочитают не упоминать о ней из ложно понимаемой вежливости. Я признателен им за доброту, но, признаться, не терплю притворяться и ходить вокруг да около. И мне совсем не хочется, чтобы вы думали, будто сидите в гостях у дьявола.
Она кивнула:
– Да, я слышала эту историю. Речь шла, если не ошибаюсь, о каком-то музыкальном сочинении?
– Не совсем так. – Мэсситер вздохнул. – Дело касалось меня лично. Моего эго. Моей уверенности в том, что я занимаюсь достойным, заслуживающим уважения бизнесом. – Он помолчал, глядя на лагуну. – Я доверился человеку, который предал меня. Скажу откровенно, едва не свалил. Если бы я не успел вовремя убраться из Италии и не нашел очень хороших и очень дорогих адвокатов, то, вполне вероятно, сидел бы сейчас за решеткой. И все потому, что ослабил бдительность. Все потому… – Он снова повернулся к ней и, пристально глядя в глаза, продолжил: – Позвольте поведать кое-что о Венеции. Это урок, который мне следовало усвоить раньше. Не беспокойтесь из-за преступников. Их здесь пруд пруди, и видны они издалека. Берегитесь невинных. Именно они в конце концов и убивают. Так-то вот. Да, годы пролетели, а я задаюсь вопросом, не повторится ли ситуация.
