– Извините?
– Вспомните Свифта.
Блох больших кусают блошки,
Блошек тех – малютки-крошки.
Нет конца тем паразитам.
Как говорят, ad infinitum.
Мои блохи уже сползаются. Если в ближайшие дни мне не удастся провернуть парочку ловких трюков, все, включая этот остров, пойдет ко дну. Будь оно проклято. Одно дело спасаться от полиции из-за сфабрикованного обвинения в убийстве и совсем другое – обанкротиться. Господи… Выпьем еще?
– Нет, – твердо ответила она. – Не будем.
Он козырнул ей одним пальцем.
– Мне нужно, чтобы все это стеклянное недоразумение выглядело сегодня по крайней мере убедительно. Будут весьма влиятельные люди. Скажите правду, Эмили. Что они обо мне подумают?
Она пожала плечами:
– Зависит от того, кто они.
– Некоторые – люди со вкусом. У других есть деньги. У третьих – власть. Если бы они знали состояние моего банковского счета, то никогда здесь не появились бы. Вы ведь меня не выдадите?
– Не скажу даже другу-полицейскому.
Мэсситер улыбнулся:
– Можете рассказать. Он уже знает. Ноя рад, что вы оба умеете держать язык за зубами. Я вот не умею, а потому постоянно завишу от сдержанности других. – Он помолчал, продолжая смотреть на нее. – Я вот думаю…
– О чем же?
– О вас. А если передать весь проект вам? Не исключено, что в конце даже что-то получите. Ну что бы вы ответили, сделай я такое предложение?
Эмили рассмеялась. Отпила вина.
– Ничего. Я бы запаниковала.
– Не верю. – Мэсситер вдруг посерьезнел. – И не поверю. Так что вы скажете?
Она думала об этом с самого начала, и Мэсситер, будучи человеком в высшей степени проницательным, несомненно, прочел ее мысли. Здание осталось в некотором смысле незавершенным и долгое время ждало прихода человека с воображением, который нанес бы последние штрихи. Ответ был очевиден, и Эмили удивлялась, что Мэсситер не видит его сам. Она оглянулась на просто и со вкусом обставленную комнату.
– Сделайте то, что вы сделали здесь. Живите с тем, что у вас есть. Пусть дом станет обитаемым. Живым. Настоящим.
Англичанин фыркнул.
– Он же не закончен! Некоторые внутренние стены не доведены до середины. Есть совершенно бессмысленные места.
– Вряд ли они бессмысленнее тех бархатных гардин внизу и мазни под Тициана. Незавершенный шедевр всегда лучше законченного уродства. Пожалуйста…
Мэсситер задумчиво погладил подбородок.
– Как у вас с итальянским?
– Лучше, чем у вас. Я прожила здесь большую часть жизни.
– Я тоже! – возразил он. – Ну, пусть не большую, но и немалую.
– Вы занимались тем, что говорили, а я слушала.
А Мэсситер, однако, не дурак, рассуждала Эмили. Возможно, он рассчитывал таким образом отбиться от кредиторов. Возможно – и на это указывал хорошо знакомый ей блеск в его глазах, – дело совсем в другом.
– Теперь, милая, придется и вам говорить. Вы будете указывать этим лодырям, что и как делать. Вы будете командовать этой шайкой воров, называющих себя строителями. Будете хватать это жулье за руку, когда они попытаются меня надуть. Подумайте, готовы ли вы к такой работе?
Эмили допила вино и решительно отставила бокал. Внизу продолжали ругаться рабочие, занимавшиеся, как она подозревала, совсем не тем, чем следовало бы.
– Я пока что не просила у вас работы.
Мэсситер пропустил ее возражение мимо ушей.
– И еще надо изобрести какой-то предлог, чтобы избавиться от того идиота-архитектора. Выгнать мерзавца просто так я не могу – у него хорошие связи.
– Те ужасные столики внизу… Вы заказывали для них настоящий мрамор или имитацию?
Мэсситер нахмурился:
– Я вообще ничего не заказывал. Столы – его идея. И никакой имитации у меня нет – только настоящее.
– Так вот, они не мраморные. Дерево, оклеенное фанерой под мрамор. Хотите убедиться, посмотрите внимательнее на края. Сомневаюсь, что это единственная проблема…
– Достаточно, – оборвал ее англичанин и, скрипнув зубами, решительно поднялся. – Пойдемте со мной.
Сбежав вниз по лестнице, он остановился и громко крикнул:
– Андреа! Андреа!
Долго искать архитектора не пришлось – он лежал на обитом сиреневым бархатом диванчике рядом с огромной засохшей пальмой, покуривая сигарету и лениво наблюдая за парой вспотевших рабочих, которые пытались уложить «мраморную» столешницу.
– Мэсситер! Ну что вы так шумите?! Мне ведь надо сосредоточиться. Пожалуйста, потише!
Это было тощее существо лет двадцати с небольшим в черном костюме и белой рубашке с расстегнутым воротничком. Над верхней губой пробивались нелепые жиденькие усики.
– У нас проблемы, – сказал англичанин, поднимая с пола тяжелый молоток.
Архитектор всплеснул руками.
– Какие еще проблемы? Вы что, спятили?
Вместо ответа Мэсситер размахнулся и обрушил молоток на сияющую черную поверхность. Возившиеся с ней рабочие отскочили, брызжа слюной и проклятиями. «Мрамор» раскололся пополам, обнажив неровные края дешевой фанеры.
– Спятил? – прогремел Мэсситер. – Да, черт возьми, спятил!
Андреа вскочил с диванчика и, подбежав к одному из рабочих, обрушил на него град подзатыльников, сопровождая их цветистыми ругательствами.
– Игры кончились! – взревел англичанин. – Все! Сыт по горло! Проваливай и передай дядюшке, чтобы засунул свой чертов счет себе в задницу!
– Да пошел ты! – завопил Андреа. – Кто ты такой? Думаешь, тебе все позволено?
Мэсситер перебросил молоток из одной руки в другую и, занеся инструмент над головой, шагнул к архитектору. Такой поворот дела пришелся молодому человеку не по вкусу, и он суетливо метнулся к двери. Рабочие потянулись за ним.
– А вы, черт возьми, куда собрались? – заорал на них Мэсситер.
Строители замерли, с беспокойством и даже страхом поглядывая на разбушевавшегося англичанина.
– Эмили! Объясните им, что нам нужно.
Ситуация складывалась нелепая и в высшей степени забавная. Рабочие смотрели на нее молча, исподлобья, с вызовом. Итальянские мужчины не привыкли, чтобы ими командовала женщина. Тем более какая-то иностранка.
Она обратилась к ним на том языке, который они понимали. Коротко и четко:
– Решайте сами. Либо выметаетесь из дома, и тогда плакали ваши денежки. Либо остаетесь и тогда убираете весь этот хлам и приносите краску. Белую краску. Хорошую белую краску. Матовую. И побольше кистей. Еще мне нужна ткань для гардин. Тоже белая. Это же остров архангелов. А ангелы любят белое.
