Ему вдруг все стало ясно. Запереть дверь Уриэль не мог, потому что ключ не срабатывал. Следовательно, дверь либо была приоткрыта, как сейчас, либо его кто-то впустил.
Ник потянул правую половину. Замок автоматический, а значит, когда Уриэль вошел и закрыл за собой дверь, он сам себя запер в ловушке. Придумано хитро. Уриэль всегда работал по ночам, и кто-то этим воспользовался. Нужно обязательно рассказать Фальконе – может, и пригодится.
Плотник постарше наблюдал за ним с откровенной враждебностью.
– А в чем вообще дело? – проворчал он. – Муж убивает жену. Здесь такое нечасто случается. Или вы не знаете?
– Мы из Рима, – вежливо ответил Перони, отпирая дверь ключом. Братья все еще сидели на причале. – На случай если не заметили, у нас дерьмо вместо мозгов. Знаете что? Мы понятия не имеем, что тут у вас происходит. Я, например, вообще не представляю, почему Уриэль убил жену. А вы?
Отец с сыном замялись, переглянулись и ничего не сказали.
– Вы же местные, – добавил Коста. – Двое из ваших убиты. И что, вас это совсем не интересует?
– Он был не наш, – хмуро ответил старший. – И вообще люди здесь в чужие дела не лезут, своими занимаются. Вы бы попробовали.
– Если не ваш, то уже и не человек? – спросил Коста.
– Вы ж его не знали. И никого из них не знаете. Что толку объяснять – все равно не поймете.
– Но Белла-то была местной. Браччи живут здесь сотни лет. Сын сплюнул и покачал головой:
– Браччи…
Перони посмотрел на Косту. Браччи здесь определенно не любили. Разговор с этой парочкой, отцом и сыном, был такой же пустой тратой времени, как и беседа с Арканджело.
Старший повернул голову.
– Вот она, – сказал он с ноткой уважения, – другая.
Коста оглянулся. Рафаэла Арканджело решительно шагала через узкую пристань по направлению к братьям. За ней на некотором удалении следовал Фальконе.
– Микеле! Микеле!
Нет ничего неприятнее семейных сцен на публике. Плотники наблюдали за происходящим голодными глазами.
– Двери надо укрепить, – попытался отвлечь их Коста. – На мой взгляд, они слишком хлипкие.
– Ты полицейский, сынок, вот своим делом и занимайся, – огрызнулся старший. – У нас перерыв.
Парочка уже передвинулась поближе к месту событий, не желая пропустить ни слова из разворачивающейся на глазах присутствующих бурной разборки. Интересный спектакль, подумал Коста, но разыгрывать его все же лучше за закрытыми дверьми.
– Их надо остановить, – шепнул он на ухо остановившемуся рядом инспектору. – Завтра об этом узнает весь остров.
– Посмотрим, – ответил негромко Фальконе.
– Здесь же посторонние. – Коста кивнул в сторону плотников.
– Не обращай внимания.
Коста взглянул на Перони. Напарник пожал плечами. Инспектор снова прибег к испытанной тактике, той, которую не раз применял в Риме. В определенный момент Фальконе выпускал ситуацию из-под контроля, позволял страстям взять верх над разумом и, отойдя в сторону, ждал, к чему приведет конфронтация. Нику это напоминало идиотское и опасное соревнование, при котором два водителя несутся навстречу друг другу, чтобы определить, у кого крепче нервы.
Но сейчас ситуация была другой. Фальконе проявлял к женщине интерес, несомненно выходящий за рамки профессионального. Это явствовало хотя бы из того, какими глазами он наблюдал за ней.
А между тем под факелом в руке железного ангела вспыхнула полномасштабная семейная перепалка. Впечатление было такое, будто Рафаэла только и ждала подходящего повода, чтобы извергнуть на старшего брата всю копившуюся годами злость, все невысказанные обвинения и упреки – во лжи, обмане, неспособности защитить интересы семьи. Плотина прорвалась, обе стороны дали волю чувствам, и оставалось только догадываться, сколько же времени потребуется им, чтобы, когда буря уляжется, вернуться в прежнее состояние взаимного терпения.
– Ты знал! – бросила она тоном обвинителя. – Знал, что Белла беременна. Уриэлю она ничего не сказала. Мне тоже. Но она пошла к тебе, и ты ничего не сделал.
Он блеснул в ее сторону мертвым стеклянным глазом.
– Скажи же что-нибудь. Скажи, Микеле! Ты ведь у нас не молчун.
На мгновение Микеле отвернулся, скользнул взглядом по затянутому дымкой горизонту, островку Сан-Микеле и лежащему вдалеке городу. Потом снова посмотрел на сестру, но уже не гневно, как секундой раньше, а с отчаянием пережившего горе человека.
– Да, я знал! – крикнул он. – Конечно, знал! Мне ведь полагается все знать, верно? Такая у меня обязанность. Заниматься вашими проблемами. Решать вопросы. Потому что сами вы ничего сделать не можете. Ни ты. Ни он. – Микеле кивнул в сторону Габриэля, стоявшего в стороне с безучастным видом. – Ни наш несчастный, бедный Уриэль. Как по-твоему, что бы он сделал, если бы я рассказал ему об этом? Если бы сказал, что его жена забеременела? И от кого? От своего вонючего братца. Что бы он тогда сделал?
Сжав кулаки и тяжело дыша, Рафаэла стояла перед ним и… молчала.
– Вы уверены? – вмешался Фальконе. – Насчет ее брата? Она вам сказала?
– Мне говорить не надо, – угрюмо ответил Микеле. – Мы все знали, что между ними было.
– Было, но давно, – заметил Коста. – Доказательств их связи в последнее время у нас нет.
– Нет? А вы спросите у нее! – рявкнул Микеле, тыча пальцем в сестру. – Она знает. Она слышала. Только сказать Уриэлю тоже не посмела.
Рафаэла покачала головой. По ее щекам уже катились слезинки.
– Я ничего не знала наверняка. Только предполагала. Может быть, и ошибалась. Может быть, у нее был не Альдо.
– Тогда кто? Чьего ублюдка она носила? – загремел Микеле. – Во всяком случае, не Уриэля. Да и какая разница? Она все равно пришла ко мне и умоляла помочь. Вытащить ее из дерьма. И я согласился. Я все устроил. Сделал так, что она избавилась бы от ребенка. И если вам так интересно, могу сообщить – договорились на сегодня. Оплата вперед. Вряд ли клиника согласится вернуть деньги.
– Мы имели право знать, – упрямо повторила Рафаэла.
– А вот она так не думала! – раздраженно бросил Микеле, и Коста с удивлением заметил слезинку, блеснувшую в единственном живом глазу. – Я не хотел этого, Рафаэла. Не хотел. Но Бог возложил ношу на мои плечи, и я не могу уклониться. Мне очень жаль. Очень, очень…
Голос дрогнул. Серое, постаревшее лицо дрогнуло, исказилось. Микеле отвернулся, и Коста услышал приглушенное, вырвавшееся из-за стиснутых губ рыдание.
– Микеле, – прошептала Рафаэла и, стремительно подавшись вперед, крепко обняла брата. – Микеле…
Они застыли на краю пристани, поддерживая друг друга на глазах у трех полицейских и двух плотников с самодовольными ухмылками на хитроватых физиономиях. Габриэль сидел в стороне, точно потерявшийся ребенок, и смотрел на лагуну.
