– Ты… ты… ты! Что ты несешь? Я не так все говорила!
– Какая разница, кто что говорит? Главное: что его побуждает говорить то или иное. Только на вашем месте я бы так не развлекалась. Если стеклянную вазу часто подбрасывать, пугая этим друг друга, рано или поздно она обязательно грохнется. Все! Достали вы меня! – закончила Рина и, забрав у Вовчика мешок с гречкой, перекинула его через шныровский забор. Естественно, в обратном направлении, иначе он свалился бы ей на голову.
Вовчик и Окса остались в ШНыре. Слышно было, как они скрипят снегом и переругиваются, но уже как-то вяло, без задора, как дед с бабкой, надоевшие друг другу еще до Первой мировой войны. Рина поняла, что своими замечаниями расшатала им сценарий. Хотя бы на время. Правда потом они, скорее всего, опять к нему вернутся. Человек делает не то, что знает, что должен делать, а то, что ему удобно.
Тропинка, ведущая от забора к сарайчику Гавра, была заметена. Вчерашние следы Рины казались на ней синеватыми, едва заметными островками. Стараясь ступать в них, но промахиваясь из-за неудобного мешка и кастрюли, она сделала шагов десять. Внезапно слева от нее что-то мелькнуло, Рина запоздало обернулась и, сбитая с ног, полетела в сторону от тропинки.
Ее плечи вжимали в снег тяжелые лапы, вонючий наждачный язык восторженно елозил по носу, щекам, подбородку.
– А ну вон, Гавр! Убью! Кастрюля!
Спасаясь от колючего языка, Рина перевернулась на живот и зарылась лицом в снег. По спине у нее продолжали топтаться. Широкая, как ящик, морда подсовывалась сбоку, пытаясь перевернуть ее и сделать лицо доступным для дальнейшего облизывания.
Рина метко ткнула эту упрямую морду локтем и поднялась. Гавр скакал вокруг как горный козел. Его появление она объяснила так: голодному Гавру надоело сидеть в сарае, он сбежал и сегодня целый день носился вокруг ШНыра, поджидая ее.
– Гавр! – заорала Рина. – Тебя могли увидеть, понимаешь?
Он перестал скакать и развесил уши. Рина возомнила, что ей удалось доковыряться до его совести.
– Да-да-да, дорогой мой! Пять баллов! Читай литературу! – сказала она, пародируя понятно кого. – Я сто раз говорила: сарай – это дом! Запомни: лес – это фу, а сарай – это не фу! Нельзя! Понял?
Гавр слушал ее, вывалив язык и капая в сугроб слюной. В глазах у него была такая радостная, такая зашкаливающая глупость, что Рина со вздохом замолчала. Ничего себе дрессировка гиел! Хорошо, что Гамов не слышит. Вот бы кто ржал, не переставая.
– Ты плохой! Тупой как… – она поискала дерево, чтобы по нему постучать, и, не найдя, постучала себе по лбу.
Гавр внимательно смотрел.
– Короче, мама огорчена! Мама плачет!
Тут Рина попыталась притвориться рыдающей. Иногда это срабатывало, и Гавр начинал скулить. Однако сейчас не начал, что-то его отвлекло. Рина обиделась. Что за дела? Рыдаешь-рыдаешь, и никакой, понимаешь, нравственной отдачи!
– Так как-то вот! Мама накажет… она не даст тебе… Эй, эй! Что ты делаешь? А где культура питания? Где салфетки? Где тонкая эстетика совершенства? Насыщает не пища – насыщает стремление есть красиво!
Гавр жадно глотал куриные головы вместе со снегом, на который они просыпались. Рина посмотрела на него, посмотрела и со вздохом перевернула кастрюлю, отдавая ему и то, что осталось. Конечно, правильнее было перемешать куриные потроха с гречкой, но Рина сообразила это с опозданием. Ничего, в желудке перемешаются.
Пару минут спустя она сидела на корточках и наблюдала, как Гавр жадно вылизывает кастрюлю, временами тыкаясь широкой мордой в гречку и собирая ее точно пылесосом. Рядом валялся выпотрошенный мешок, который Гавр уже куснул раза два ядовитыми зубами, чтобы тот далеко не уполз. И при этом, разумеется, оба раза его встряхивал, ломая мешку шейные позвонки.
– Прости, что наорала! Не обращай внимания! У твоей хозяйки нервный тик. Я как дурака вижу, сразу тикать начинаю, – сказала Рина Гавру, когда были подъедены не только гречка и снег, на котором лежали куриные головы, но даже и последняя уцелевшая эмаль со дна кастрюли.
Взяв кастрюлю за веревку, Рина перекинула ее через плечо, после чего вскочила Гавру на спину.
– Ну лети, волчья сыть, травяной мешок и все такое прочее! – велела она, двумя руками обхватывая его за шею.
Практика показывала, что это единственный способ удержаться, потому что стартуют гиелы резко. Вот и Гавр, рванув, взлетел совсем без разгона. Рину хлестнуло по лицу колючей веткой.
Хорошо, что Кавалерия не видит, что она летает на гиеле без седла. Ей бы влетело, а заодно, пожалуй, и Гавру, хотя с него-то что взять?
Рина неслась над лесом, чудом ухитряясь не разжать рук, когда Гавр круто поворачивал. Полет на пеге и полет на гиеле – вещи малосопоставимые. Это как езда на комфортном туристическом автобусе и гонка на мотоцикле. Конечно, можно сказать, что на мотоцикле впечатлений больше, но в варианте с автобусом хотя бы надеешься, что куда-то приедешь.
Рина носилась на Гавре около часа. Ей хотелось добиться от него если не послушания, то хотя бы взаимопонимания. Может же Гамов управлять голосом, не прибегая к поводьям и имея руки свободными, чтобы держать арбалет. Свободные руки! Мечта поэта! А она-то их и разжать толком не может, чтобы не улететь во время очередного непредсказуемого поворота!
Все же Рина не сдавалась. Пыталась работать корпусом, управляя Гавром с помощью наклонов. В одном случае из четырех, когда ему случайно хотелось повернуть в ту же сторону, это срабатывало.
Наконец Гавр устал и начал понемногу слушаться. Ориентируясь по огням ШНыра, цепочке фар на шоссе и огням Копытово, Рине удалось направить его к пригорку, на котором стоял сарай.
Помнится, ее удивило, что на пригорке начертана яркая огненная запятая. Кто-то развел костер, причем нехилый. Видно его было с большой высоты. Рина растерялась. Кто это удумал? Место среди копытовцев непопулярное. От вино-водочных магазинов далеко, на джипе едва проедешь, повсюду глубокий снег, да и с видами бедновато, если не считать видами бетонный забор автобазы и огороженные колючей проволокой участки картофельного самозахвата (раньше майских праздников ни одного копытовца на них лопатой не выгонишь).
Резко откинувшись влево, Рине удалось заставить Гавра прекратить снижение и сделать над пригорком круг. Ей не хотелось пугать бедолаг у костра. Конечно, Гавр – милейшее животное, но не факт, что они разберутся в этом сразу.
Гавр описал первый круг и плавно пошел на второй. Он скользил бесшумно и незаметно – на то и хищник. Держался на границе света и тени – самое удачное место, где человеческому глазу сложно привыкнуть к перепадам.
Под его крыльями пронеслись три заснеженные ели, затем мелколесье с небольшим оврагом, затем похожий на горб тракторный остов, с крыши которого Сашка любил прыгать, и – внезапно Рина увидела огонь совсем близко. Алея внизу четкой подковой, выше пламя выбрасывало вонючий черный дым.
