Он охнул, обернулся в испуге.
— Что?.. Где?.. Я не… А, это вы, брат паладин! Что за шуточки, у меня чуть сердце не выскочило!
— Воровать идете? — сказал я понимающе.
Он дернулся.
— Почему воровать? У кого воровать?.. Да и не воровство это, а так… заимствование. Если разбогатею, отдам. А вы что здесь высматриваете?
— Все, — ответил я. — Гость обязан все высматривать и вызыривать. Как пройти к аббату?
— Зачем? — спросил он.
— Нужно, — заверил я. — Думаешь, ехал в такую морозную даль, чтобы посмотреть на ваши рожи?
Он поскреб в затылке, подумал, поглядел по сторонам.
— А что у нас с рожами не так? Рожи как рожи… Сегодня аббат тебя точно не примет, как и завтра. Да и вообще… Но можешь попытаться насчет общения с одним из помощников приора, у того их четверо.
Я ощутил быстро поднимающийся гнев, но сказал как можно спокойнее:
— Жак, чтобы добраться до вашего Храма, до этого Храма!.. я промчался сотни и сотни миль ледяной пустыни, замерзших лесов, расколотых холодом гор и темных земель, где царствуют дикие твари!
Он с виноватым видом развел руками.
— Знаю, тебе наши порядки не очень… У паладинов, наверное, проще?
— Наверное, — согласился я зло. — Где сейчас приор?
Он огляделся по сторонам и сказал шепотом:
— В это время чаще всего в левом крыле библиотеки. Там самые старые рукописи. Потом уже неизвестно…
— Спасибо, Жак.
— Но я тебе ничего не говорил!
— Конечно, нет, — успокоил я. — Наткнусь на него совершенно случайно. Я же сам такой любитель книг, такой любитель…
Он ухмыльнулся, я уже взял гнев в кулак, подмигнул почти весело и отправился искать библиотеку.
Глава 7
В церкви и соборы я и раньше заходил часто, положение обязывает, хоть подолгу там не задерживался, молитв благодаря хорошей памяти помню много, а вот с монастырями практически дел не имел, потому сейчас во все попадающееся по пути всматриваюсь и вчувствываюсь очень рьяно, стараясь все охватить и понять.
Насколько помню, во главе любого монастыря всегда настоятель, он же викарий, что означает «заместитель самого Христа», он заступник, наставник, арбитр и организатор всей монастырской жизни.
В общем, как я бы сказал, вождь, в руках которого все нити власти. И его положение особое: питается отдельно, хотя почти постоянно приглашает за свой стол кого-то из монахов, — это честь, от которой нельзя отказаться; гостей принимает в специально отведенном для этого помещении, не спит в общей спальне, а мессу творит отдельно со своими капелланами.
Наш аббат, как и абсолютное большинство настоятелей, благородного происхождения: младший сын герцога, которого отец, чтобы не дробить имение, отправил по духовной части. Потому еще имеет не только собственные доходы, но свой герб и жезл. Таких вообще-то было немало, но народ помнит разве что герцога Ришелье, что стал всесильным кардиналом и рулил королевством…
Правда, власть аббата никак не абсолютная, он сам обязан жить по уставу в духе умеренности и тщательной обдуманности каждого слова и решения. Как раз именно потому, что жизнь монахов в его руках, он так осторожен, ибо это ему придется давать отчет главе Страшного суда Иисусу о вверенных его попечению душах, а уже затем о своей собственной.
Аббат подчинен уставу, и монах не обязан повиноваться аббату, если тот не соблюдает устав. Огромные права аббата уравновешены такими же огромными обязанностями. Аббат выдвинут на этот пост монахами, чтобы лучше служить им и помочь им самим лучше служить Богу.
Приор — помощник аббата и его заместитель, замещает аббата в случае болезни или отсутствия. Приора тоже избирают сами монахи, но аббат вправе сместить его после трех предупреждений, суть которых объяснит братии.
В крупных монастырях обычно несколько приоров: главный приор, помощник приора, третий приор, четвертый приор. К какому приору меня могут направить, можно даже не загадывать: был бы пятый или шестой, направили бы к седьмому.
В помощниках у приора также деканы, или, говоря проще, десятники. Они тоже избираются монахами из своего числа, их обязанность — забота о монахах.
Келарь — это эконом, он заботится о продовольствии, одежде и вообще всем-всем, что нужно монахам, контролирует все хозяйство, склады, амбары, производство свечей, меда и все прочее, что делают в монастыре для себя или других.
Из широкого прохода в скальном массиве выметнулся Бобик, за сутки успевший раздобреть, просто слон, а не болоночка, запрыгал вокруг, приглашая сходить вот сюда, нет, сюда, ну что ты не понимаешь…
По запахам я уже чуял, куда зовет, но пошел навстречу ароматам вареной, печеной и замоченной в острых специях рыбы.
Просторная пещера открылась с царственной неторопливостью, столы выплывают один за другим, длинные, как связки плотов, на них цельные и разделанные туши животных, дальше рыба, рыба, рыба…
Монахи с закатанными выше локтей рукавами занимаются составлением блюд, я поклонился вежливо:
— Хорошая работа, братья! Готов променять свое истребление драконов и спасений принцесс на это вот занятие…
На меня оглянулись с довольными улыбками, один сказал веселым голосом:
— Меня зовут брат Лосатый. Хотите заказать что на ужин?
Я помотал головой.
— Жру все, я же человек, а не свинья какая-нибудь разборчивая.
Он улыбнулся.
— Это хорошо, а то некоторые ворчат, что завтра снова постный день, мяса не полагается, а будут только угри, щуки, караси, а также жареные и вареные яйца по дюжине на человека.
— Неплохо, — пробормотал я. — И птица, конечно?
— Разумеется, — подтвердил он. — Птица — не мясо, а скорее рыба, так как Господь сотворил рыб и птиц в один день. Потому птицу можно есть всегда…
— Однако, — сказал я провоцирующе, — Адам и Ева были вегетарианцами!
— Так было, — подтвердил он, — до самого потопа. Вернее, запрет был до самого потопа, но люди мясо ели уже начиная с Каина. Затем Господь все-таки разрешил есть мясо всем, «ибо помышление сердца человеческого — зло от юности его».
Я посмотрел на него с уважением.
— Но вы, я смотрю, запреты соблюдаете?..
Он пояснил:
— Дело не в запрете, что нельзя, а в дисциплине ума и подчинении плоти духу нашему. Говядину можно есть только по воскресеньям, вторникам и четвергам, свинину, а также солонину — по понедельникам, в воскресенье — мясная кулебяка.
— Да, — сказал я с облегчением, — это важно. Это дисциплинирует.
— На ужин, — сказал он, — наши монахи получают жареную курицу и еще порцию жареной свинины. Некоторые жарят мясо на вертеле, этим соблюдают традиции, но мы здесь предпочитаем сковородки.
