— Конечно. Что взять, с чем смешать, какой нагрев, сколько выдержать, что добавить, потрясти, дать остыть, добавить, снова нагреть…
— Понятно, — сказал я. — От дедов-прадедов?
— От братьев, — ответил он сухо, — которые давно ушли в лучшую жизнь. Они создали Храм, какой он сейчас есть и пребудет вовеки. Как и этот металл, кординит, самый прочный металл на свете!
— Извини, — сказал я, — почему-то подумалось, что хоть здесь знают, что делают. Иногда туплю, думаю о людях лучше… словно Целлестрин какой.
— А что с, ним?
Я изумился.
— Совсем ничего не знаешь?
Он буркнул:
— Слышал, он стал чуть ли не святым. Что, правда?
— Ты многое пропустил, — заметил я. — Наверное, на общие молитвы совсем не ходишь?
Он сказал хмуро:
— Был бы я таким красавчиком, как ты…
— Все равно бы не ходил, — заверил я. — Я же не хожу?.. Слушай, а как насчет этого кординита? Я человек, конечно, бедный, как и положено у нас, паладинов, но если сделаешь скидку на добрый нрав, я бы заказал кое-что… а ты бы сделал богоугодное дело, покрыв этим составом мои доспехи.
Он хмыкнул.
— А что я…
На той половине зала раздался сухой хлопок, моментально возник и с бешеной скоростью начал раскручиваться смерч из багрового огня, где по кругу носится нечто темное, от которого пахнуло леденящим ужасом, то ли невесть откуда взявшиеся обломки скал, то ли уплотненное пространство-время.
Смерч с дикой скоростью разрастался, свист стал невыносимый, поднялся ветер, а из самого центра, будто из-под земли, ударила струя оранжевого огня.
Гарнец попятился, на лице ужас, я крикнул:
— Бежим?
— Да! — прокричал он. — Это неостановимо…
Мы ринулись к двери, я успел увидеть, как два человека в рясах золотого цвета возникли у основания смерча, и он мгновенно исчез. На короткий миг возникло некое окно, я потрясенно увидел белый снег, синее небо и далекие заснеженные вершины гор… и тут же снова на его месте угрюмые позеленевшие стены, покрытые древним мхом.
Золотые монахи обратили в нашу сторону лица, я потрясенно понял, что рясы не золотого цвета, а из жидкого золота, блестят и переливаются, придавая вместе с величием еще и некую непонятную защиту.
Гарнец сказал торопливо:
— Даже не смотри в их сторону!
Я поспешно отвернулся, хотя перед глазами все еще горят неземным огнем их золотые фигуры, а от нечеловечески прекрасных лиц идет неземной свет.
Отсвет на стенах исчез, я понял, оба незнакомца исчезли.
— Кто они? — спросил я шепотом.
Он буркнул:
— Забудь. Наши шкуры спасли, вот и ладно. Просто забудь, не упоминай нигде. Так принято.
Я проговорил медленно:
— Ты прав, о своей дури лучше не вспоминать даже самим… Или помнить о таких, как о неких вершинах? Если только не тупики… где-то очень высоко. Спасибо тебе, я понял больше, чем ожидал.
— На здоровье, — буркнул он. — Так тебе нужны или нет настоящие доспехи?
— Вообще-то у меня уже есть, — ответил я с осторожностью, — но если сумеешь сделать лучше, кто откажется? Только чем расплачиваться?
Он посмотрел с прищуром.
— Не поверю, чтобы воин с такими руками да не нахватал всякого по дороге!
— Да я обычно по старым и протоптанным, — сказал я.
Он коротко хохотнул.
— Да? Я видел твоего коня. Сам носил ему подковы, как сказали, а потом для пробы дал куснуть брони из алмазита. Так он у меня чуть руку не отхватил!.. А жевал так, что треск было слышно даже в самых глубоких кузницах.
— Ладно, — сказал я, — кое-что есть, иногда в самом деле срезали углы, кто их только и придумал…
— Те и придумали, — пояснил он, — у кого нет коней, которым дороги не нужны. Покажешь? Думаю, сторгуемся. Мне много не надо, но желательно то, чего у нас нет.
— Хорошо, — сказал я, — сейчас принесу.
Он посмотрел оценивающе.
— Сейчас? Или завтра к вечеру?
— Думаю, — ответил я скромно, — минут за десять управлюсь. Самое долгое — четверть часа.
Он оглядел меня испытующе.
— Ты говоришь так, будто и ты допущен… Или тебе дадено.
— Скорее, дадено, — согласился я. — Так дадено, что еле удрал. А они догоняли и еще додавали от великой щедрости…
Он хмыкнул.
— Ну тогда это не наши давали. От наших бы не удрал.
— Ваши понастойчивее?
— И убедительнее, — добавил он. — Хорошо, подожду. Мне самому интересно.
В свое время я нагреб у горных эльфов всяких волшебных вещей целый узел, но разобрался только с клеткой, меняющей размеры, в ней и сейчас уменьшенный до размеров муравья пленник, да еще Зеркало Наблюдений, как называют эльфы, но я убедился, что перемещаться через него можно тоже, хотя есть свои рогатки. Правда, еще и волшебная раковина, можно призвать корабль-призрак, но пока к ней даже не притрагивался.
Все остальное больше похоже на украшения, чем наверняка и являются в первую очередь, но я чувствую всеми фибрами исходящий от них тревожный и манящий аромат магии, этому уже научился, но самому до всего доискиваться нет ни сил, ни времени, а самое главное — навыка. Это чтобы не сказать честнее, дескать, мозгов не хватает.
Через четверть часа я камнем пронесся до знакомого уступа, брякнулся с силой, чуть не обрушив его в бездну, перетек в человечье тело и прихрамывая пошел в мастерскую.
Кузнецы встретили меня заинтересованными взглядами, понятно, Гарнец уже рассказал о предполагаемой сделке, я прошел гордый и смиренный мимо наковальни и горна в его пещерные апартаменты.
Он окинул меня оценивающим взглядом.
— Ух ты… В самом деле принес или, так сказать, передумал по дороге?
— Тогда бы зачем спускался так далеко? — возразил я.
Он ухмыльнулся.
— Мне уже сказали, что ты можешь крылышками, крылышками… Но не по-птичьи, а как демон, что многим не нравится. Мне, кстати, тоже.
— Крылышки тоже устают, — напомнил я. — Однако новости, как погляжу, у вас быстро разносятся. Хотя про святость Целлестрина узнал только-только!
— А мне его святость нужна? — возразил он. — Неча голову забивать хламом.
Я вытащил из нашитых карманов серьги и две брошки, разложил по столу, показывая их в выгодном свете.
— А это зачем?
— Проверь, — посоветовал я.
Он поглядывал с недоверием, понимает, что принес не все, лучшее припрятал, даже если еще не знаю, что там лучшее, но вытащил из дальнего ящика шкатулку из черной бронзы, если это бронза, осторожно повернул ключик в замочке и тут же отпрянул.
