Он покачнулся, рухнул на колени, изо рта плеснула кровь. Я отступил еще на шаг, меч наготове, а черный монах прохрипел:
— Но… как…
— Святость, — ответил я громко, видя как Сигизмунд, сразив своего противника, старается приподняться на руках и снова падает лицом о камни. — Лаудетор Езус Кристос!..
Он сказал сипло:
— Это не свя…
Я ударил его ногой в лицо, он завалился навзничь, так и не закончив разоблачающей меня фразы.
Сигизмунд кое-как поднялся, цепляясь где за стену, где за рыцарскую гордость, губы разбиты в кровь, но рукоять меча уже в руке, хотя пока служит только костылем.
— Сэр Ричард, — сказал он с великим почтением, — вы сразили бессмертного нефилима? Верно?
— Бессмертного, — согласился я, не подтверждая, но и не отрицая, — это лучше, чем неуязвимого. А бессмертные бессмертны, пока их не убьешь… Ты как?
Он ответил быстро крепнущим голосом:
— Уже все раны почти затянулись.
— Пора возвращаться, — сказал я. — Мы своей диверсией сорвали план по немедленному вторжению, а там наши святые отцы что-нибудь да придумают… надеюсь. А что это у этих, племя или только семья — ячейка общества и фундамент государственности, мы узнаем в следующий раз.
— Какого общества? — спросил он в недоумении.
— Надеюсь, — пояснил я, — демократического. Демократические разрушать легче, хотя можно потом самому подхватить эту заразу.
Он сказал с подозрением:
— А вы ее не подхватили? Я слышал, бесчестно вели какие-то переговоры с этими тварями в людском облике!
— Зато узнал, — пояснил я, — что они готовят масштабное вторжение!
— Все равно, — отрезал он гневно, — вы разговаривали с ними так, будто временами склонялись на их сторону!
— Военная хитрость, — объяснил я. — Не все ли равно, хитростью или доблестью победил врага?.. А эти придурки настолько уверены в своей хитрости, что забывают про хитрость своих противников.
Он вскрикнул:
— У меня нет и не будет хитрости!
Я взглянул на него остро. По настоящему ловкие всю жизнь делают вид, что гнушаются хитростью, на самом деле просто приберегают для исключительных случаев, обещающих исключительную выгоду, но Сигизмунд даже не помыслит о такой удобной возможности.
— За что тебя все так и любят, — сказал я мирно. — Притворяясь, будто мы попали в их сети, мы проявляем настоящую хитрость высшей пробы, потому что обмануть врага легче всего тогда, когда он хочет обмануть нас.
Он воскликнул и затряс головой:
— Даже слушать не хочу про какие-то недостойные рыцаря уловки!
— Хорошо, — сказал я с готовностью, — не отставай. Дорогу не очень-то запомнил, но главное направление… Побудь здесь, я взгляну, что там дальше в той щели. А то она какая-то странноватая.
Он крикнул в спину:
— Только не зажигайте огонек! Демоны сразу почуют.
— Не зажгу, — пообещал я. — И так все видно.
Лица Сигизмунда не видел, но, думаю, он проводил меня ошарашенным взглядом, в котором все больше подозрения. Ну не может человек, посвятивший себя служению Свету, видеть в демонской тьме, да еще хорошо!
Я шагнул в полумрак, а затем в темноту, но глаза быстро приноровились, я дернулся, когда прямо передо мной выросла человеческая фигура в модном камзоле, зауженных брюках и сапогах из тонкой кожи с задранными носками.
Охнув от неожиданности, я сказал почти с торжеством:
— Ну наконец-то увидел вас, сэр Сатана, дома!.. Хоть и явился без приглашения…
Он светски улыбнулся.
— В отличие от меня, который никогда не является без него. Кстати, почему вы решили, что это мой дом? Нет уж, сэр Ричард! Мой дом в вашей душе. И не только в вашей. Я живу в людских душах, потому и являюсь так моментально… А направлялся я, кстати сказать, в монастырь и Храм Истины.
Я охнул:
— Шутите? В святое место?
Он посмотрел на меня несколько странно, а когда заговорил, голос звучал с неуверенностью:
— Сэр Ричард, вы так шутите? Тогда предупреждайте, а то вид у вас такой серьезный, что просто неловко за человека, на которого возлагаю такие надежды. Не могу же я предположить, что вы не знаете такой очевидной вещи, что монахов посещаю чаще всех! Ну, разве что чаще святых, еще более интересные собеседники.
Я сказал зло:
— Хотя бы монахов оставили в покое! Это же соль земли.
— Здесь с вами согласен, — сказал он, — умнейшие люди в мире! От них зависит, каким будет общество, согласны? Ну вот… и чтоб я пропустил хоть одну возможность повлиять на них?.. Кстати, сэр Ричард, раз уж сами по доброй воле и без моего подстрекательства забрались сюда…
— К падшим ангелам?
Он покачал головой.
— Падшие в другом месте, а немного из их потомства — нефилимы, ширнашимы и парочка стоккимов. Они бессмертны, сэр Ричард, как вы уже поняли… У вас есть шанс стать тоже бессмертным, стоит только захотеть.
Я подумал, спросил осторожно:
— Я бы согласился, но с условием…
— Говорите.
— Чтоб все люди на свете тоже обрели бессмертие.
Он поморщился.
— А как же наслаждение властью? У вас ее не будет. Вы не сможете вести народы, как бессмертный правитель, по пути прогресса. У вас вообще не будет безграничной власти, если остальные тоже окажутся бессмертными.
— Я как бы паладин, — ответил я со скорбью, — обязан! Не хочу, но обязан. Должен.
Он произнес медленно в раздумье:
— Не понимаю… вы идете по пути, который я начертал… вы изумитесь, насколько точно!..
— В самом деле?
Он взглянул на меня, коротко усмехнулся, блеснув зубами.
— Точно-точно. Если не считать совсем уж мелкие отклонения, но это выглядит, как если бы обходили некие камешки, заметные только вам, но всякий раз возвращаетесь на дорогу. Так… почему?
— Что почему?
— Почему, продвинувшись так далеко, отвергаете руку помощи?
Я подумал, пожал плечами.
— Не знаю. Умом понимаю, что это оправдано, как и народной мудростью, где насчет клока шерсти с паршивой овцы, уж простите за сравнение, но это не я, а демократическое большинство, или что ласковый теленок двух маток сосет…
— Ну-ну?
— Но это умом, — сообщил я. — А ум у нас лишь то-о-о-о-оненькая пленка на кипящем в глубоком котле молоке инстинктов, доставшихся от первородного Змея… Это точно не вы были, сэр Сатана?.. Ну-ну, это я пошутил. Конечно же, вы его всего лишь раззадорили, как я вот Сигизмунда… Змей дурак, вы его умело использовали, но, увы, и от дураков дети бывают, что он и доказал на Еве. Так вот, инстинкты вопят и насчет сыра в мышеловке, и вообще… Я, конечно, как разумный человек, с презрением отметаю примитивные инстинкты, однако, как действительно разумный, я понимаю, что формировались миллиард лет, когда я был еще амебой, рыбой, ящерицей, динозавром и макакой, и в конце концов сформировали так называемое чутье…
