Книга Живи!, страница 19. Автор книги Артем Белоглазов, Владимир Данихнов

Разделитель для чтения книг в онлайн библиотеке

Онлайн книга «Живи!»

Cтраница 19

— Ну, братья и сестры, — вперед! — сказал Велес и первым взялся за перекладину.


Я беру Ирку на руки и отношу на кровать, снимаю колпак, аккуратно кладу на стул. Ирка умиротворенно дышит, переворачивается на бок, что-то бормочет во сне, подложив ладонь под голову. Она не упала в обморок, просто заснула. Чудеса, да и только. Пристально смотрю на нее — очень милая девочка, никакая не колдунья, знающаяся с потусторонним миром. Всего-навсего взбалмошная девчонка, обделенная родительским вниманием и лаской.

Переодеваюсь в домашнее — застиранную майку и спортивные штаны с красными лампасами, тушу свечи. Забираю половики из прихожей. Прихватываю тазик со сколотой эмалью и складываю туда свечные огарки. Расстелив половики, высовываюсь наружу. В городе тишь да благодать. Темноту рассеивает неяркий оранжевый свет фонарей, по веткам гигантской сосны, растущей напротив, мечется юркая тень. Белка? Слышны голоса ночных птиц. Полной грудью вдыхаю чистый, напоенный смолистым ароматом хвои воздух и захлопываю дверь.

Под майкой давит в бок жестким уголком тетрадь наблюдений. Крадучись, иду на кухню. Вот что здесь есть: сложенная из кирпичей печь с остывшими углями в очаге, маленький круглый стол, три табурета и шкаф с прозрачными дверцами, полки заставлены кастрюлями, чашками и тарелками, в граненом стакане — ложки с вилками. В темном углу — груда угля, а в углу, куда сквозь круглое окошко, вырезанное в стене, падает свет фонаря, свален картофель. На столе масляная лампа, солонка и полбуханки ржаного хлеба. Нахожу в шкафу с посудой охотничьи спички и зажигаю лампу. Сев на табурет, бережно кладу тетрадь на стол. Перевожу взгляд на хлеб — зачерствеет ведь до утра. А я чертовски голоден. Перед прибытием в Лайф-сити мы перекусили галетами, запивая их колодезной водой, баллон которой обнаружился в сундуке Лютича, но разве этого достаточно? К тому же я совершенно не помню, когда ел раньше.

Отрезаю ломоть, посыпаю солью и начинаю жевать. Соль крупная, серая, грубого помола, она щекочет нёбо и вкусно тает на языке. М-м… Наслаждаюсь. Неужели я забыл вкус соли? Переворачиваю страницы не торопясь, разглядывая вначале старые записи — обычные дорожные заметки. Я немного страшусь того, что увижу там, на последних страницах.

Интересно, где здесь туалет? Когда я жил в гостинице, постояльцы ходили в специальную кабинку, оборудованную в стволе высохшего дуба. Но она далеко отсюда, да и предназначена только для жильцов.

Ладно, потерплю.

Открываю тетрадь с конца, ныряя как в омут — с головой.


Не каждый третий, но каждый второй, увидев меня, скажет: ого! И подумает он: это хорошо, и действительно станет так.


Что за бред? Я под градусом, что ли, был, когда писал? Да нет вроде, почерк ровный, буквы не пляшут, даже наоборот, слишком правильные. Хм, заглянем в середину.

* * *

Каса-атик, — сказала она мне.

— Каса… — ответил я.

— Что? — спросила она. — Что ты хочешь этим сказать, Влад?

— Нашла каса на комень.

— Но почему именно на «комень»?

— Буква заблудилась, — говорю я и, натурально, начинаю плакать. — Заблудилась буква!


Захлопываю тетрадь, утирая пот со лба. Что это?! Очередное утонченное издевательство? Кто-то подделал мой почерк и записал в личный дневник эту чушь? Я слишком рано расслабился, забыл, что я, скорее всего, в стане врага. Они хотят усыпить мою бдительность… но, боже, до чего нелепый способ они выбрали!

Вновь листаю страницы. Чтение явно составленных безумцем предложений доставляет мне болезненное удовольствие.


Вчера с Иркой слушали радио.

Действующие лица: я (Влад), Ирка, радио.

Радио: Говорит радио «Бубнеж»!

Я: Диктор сказал «Бубнеж»?

Ирка: Мухоморов объелся? Он сказал «радио «Рубеж»»!

Радио: Сообщаем официально…

Ирка: Пиво будешь?

Я: Отрава это, а не пиво. Моча горного козла.

Радио: По официальным источникам…

Ирка: Другого нет. Ты совсем не ревнуешь?

Я: Из-за этого парня? Вы же только гуляли.

Ирка: Да, мы только гуляли. Но почему ты совсем не ревнуешь?

Радио: Официально главой МИДа сейчас является…

Я: По радио третий раз сказали «официально». По-моему, это неправильно.

Ирка: Очень странно, что ты не ревнуешь.

Влад: А зачем?

Я: Кто это сейчас сказал?

Ирка: Сказал — что?

Радио: … с официальным визитом посетил…

Я: Сказал «А зачем?».

Ирка: Ты и сказал.

Влад: Я?

Я: Ну вот, опять! Кто за меня всё время говорит?..

Радио: … официально утвержден как глава выборного собрания…

Ирка: У тебя крыша поехала.


Закидываю тетрадь в угол, к картошке, и начинаю нервно посмеиваться. Чтоб успокоиться, встаю и прохаживаюсь из угла в угол, затем сажусь обратно. Итак, записи в дневнике обернулись пшиком, я не выужу из этой галиматьи ни крохи полезной информации. Пусть даже там поначалу идут нормальные строки, но меня-то интересуют последние события! Придется вспоминать самостоятельно. Закрываю глаза: надо вспомнить, надо, надо, надо…

И я вспоминаю. Правда, совершенно не то, что следует.

Вспоминаю Агату и Велимира, Велеса, молчаливого Любу и наш солнечный автобус, вспоминаю общежитие в Беличах, маленьком городке, где заводов и складов больше, чем жилых домов… И понимаю, что мне надо срочно вернуться туда, пусть и с риском для себя, что именно там я смогу вернуть кусочек собственной памяти. Мне придется собрать еще много кусочков, пока все они не выстроятся в цельную картину. И окинув взглядом полотно нескольких лет моей жизни, проникнув в утраченное прошлое, я пойму, что делать дальше. С этой мыслью я засыпаю.

Первое прояснение-легенда
Человек на холме

Йозеф мотается по двору, как рабочая пчела от цветка к цветку в поисках меда, — маленькая трудолюбивая пчела в темно-зеленой робе. Он прыгает по недавно устроенной дорожке из камней — да, раньше обходились ходулями, специально и постоянно носили их — тренировались. В доме даже таскали. Но сейчас подрастают дети, жутко любопытные существа, которые суют свои длинные веснушчатые носы в каждую щель. Не дай бог, с детьми случится что-нибудь, поэтому ради безопасности везде набросали камней, протянули канаты, возвели мостки между домом и надворными постройками.

Йозеф устал как собака и охрип, он хочет спать, вот опять зевнул, глаза прямо-таки слипаются. Йозеф следит за работами: за тем, как Марек и Ярослав мешают в бадье крепкий песчано-глинистый раствор, добавляя туда немного цемента; как Матеуш несет ведро с готовым раствором к левому крылу дома, где Петер и Томах, старательно орудуя мастерками, кладут ряд за рядом кирпичи. Новый флигель скоро будет готов. В доме тесно, там живет целая уйма народу. Еще несколько комнат окажутся сравнимы, пожалуй, с манной небесной, дарованной Богом в качестве пропитания бежавшим из Египта израильтянам. О питании Йозеф не беспокоится: в хлеву толкутся штук двадцать овец, дружная семейка свиней гуляет в загоне, довольно похрюкивая и роясь в земле волосатыми пятачками, целых четыре коровы протяжно мычат, ожидая вечерней дойки.

Вход
Поиск по сайту
Ищем:
Календарь
Навигация