— Вот как? — спросила Персис, глядя на Ната как-то чересчур пристально.
— Ты сама видела, какой разгром я устроил в палате третьего дня. Кроме того, эти письменные послания… Мне бы все-таки хотелось знать, что ты об этом думаешь.
Нат придвинул к Персис стопку бумажных листков.
— Вот это… «Иисус любит тебя»… Неужели Иэн был религиозным фанатиком? Кто такой — или кто такая эта Бобби?
— Я думаю, что эти слова выплыли из твоей собственной памяти. У тебя не возникло никаких ассоциаций?
— Никаких. Единственное, что я чувствую, — это гнев, его гнев, который вызывают у него эти словосочетания.
— На что же он, по-твоему, сердится?
— Ему не нравится, что его кто-то использовал.
Персис неожиданно вздрогнула.
— Мне кажется, ты ошибаешься, Нат. Это не его гнев, а твой.
— Что ж, в этом есть доля истины, — согласился он.
— Я распоряжусь, чтобы тебе начали давать специальные лекарства от раздражительности. Как мне кажется, тебе уже можно их принимать.
— Что это за лекарства? Транквилизаторы?
— Не совсем. Они действительно создавались на основе транквилизаторов, известных в твое время, однако их отличает значительно большая избирательность и высокая специализация, так как они воздействуют исключительно на лимбическую систему.
— Что ж, я не против, — проворчал Нат. — Только не вздумайте меня лоботомировать.
— Почему ты заговорил о лоботомии?
— На самолетном кладбище я видел людей, которых ваш Купол превратил в идиотов.
Персис грустно улыбнулась:
— Ты — настоящее чудо, Нат. Научное чудо. Я действительно так считаю, и… Не стану же я своими руками портить то, ради чего мы так много и упорно работали.
61
Лекарства, о которых говорила Персис, подействовали довольно быстро. Нат начал успокаиваться. Во всяком случае, по утрам он уже не чувствовал побуждения действовать. Монти проводил с ним чуть не каждую ночь, однако былая душевная близость между ними куда-то пропала, теперь они даже разговаривали редко. Нат не понимал, почему его друг так сильно переменился. Пару раз он спрашивал его об этом чуть ли не открытым текстом, но Монти всякий раз прерывал разговор и спешил уйти под каким-нибудь надуманным предлогом. В конце концов Нат решил, что парень боится нового увольнения и оттого никому не доверяет. Что ж, это было ему понятно. Для такого стеснительного и непрактичного человека, как Монти, потеря работы стала бы настоящей катастрофой.
— Я хотел бы побывать в Большом каньоне, — сказал как-то Нат Персис.
Персис посмотрела на него и рассмеялась.
— Ты с ума сошел! — воскликнула она.
— Разве каньон так уж далеко? Нет, скажи честно — разве это действительно такая большая проблема? Мне бы хотелось уважить тело — я надеюсь, что эта поездка примирит меня с Иэном. Боюсь, ему нелегко было оказаться, гм-м… под чужим контролем.
— Не знаю, получим ли мы разрешение, — сказала Персис.
— А от кого это зависит?
— В конечном счете — от Гарта.
— Если он мне не доверяет, кто мешает ему послать со мной целую армию охранников?
— Хорошо, я поговорю с ним. Посмотрим, что он скажет.
На следующий день Гарт сам пришел к Нату в палату.
— Извини, Нат, но ничего не выйдет, — сказал он.
— Ты говорил, что, когда я окрепну, вы будете готовить меня к возвращению в общество. Надеюсь, ты не передумал?
— Нет, но… Это же совсем другое дело. Ты получишь новое имя и новые документы, и Федеральное агентство уже не сможет тебя выследить. А выпускать тебя из здания сейчас слишком рискованно.
— Вы уволили Карен, а Монти напугали до такой степени, что он почти перестал со мной разговаривать. Тебя я тоже почти не вижу… Послушай, Гарт, я прошу всего лишь разрешить мне прогуляться к Большому каньону! И если вы действительно хотите, чтобы я поправился, вы должны дать мне надежду. Разве не так говорится в клятве Гиппократа? Я не убегу, Гарт, честное слово! Ведь я понимаю: я смогу вернуться к нормальной жизни, только если буду выполнять все, что вы мне говорите. В противном случае у меня нет ни малейшего шанса.
— Хорошо, я подумаю, — пробормотал Гарт.
Он тоже относился к нему иначе, чем раньше, и Нат искренне сожалел об этом. Вместе с тем Нат сознавал, что, если ему чего-то хочется, надо проявлять настойчивость; в противном случае не стоило и огород городить. И его упорство было вознаграждено. Два дня спустя Гарт передал ему свой ответ: Нату разрешалось отправиться в Большой каньон с Персис и четырьмя охранниками.
И Нат чувствовал себя на седьмом небе от счастья.
Пустыню им предстояло пересечь в одном из аэрокаров «Икора». Скользнув над верхушками тополей, овальный летательный аппарат легко обогнал несколько наземных экипажей, также двигавшихся к гигантскому разлому в земной коре, и понесся вперед, со свистом рассекая дымный воздух.
Когда впереди показались ржаво-коричневые скалы, пилот сбавил скорость, и Нат привстал на сиденье, пристально вглядываясь вперед. В последний раз он видел Большой каньон лет семьдесят назад — тогда он ездил сюда вместе с родителями. При мысли о них — о том, что они давно мертвы, — Нат почувствовал, как у него защемило сердце. Его отец, доктор Патрик Шихэйн, был, что называется, профессионалом до мозга костей. Медицинскую этику он ставил превыше всего — выше даже дружеских и родственных привязанностей. «Старый сукин сын» — Нат частенько отзывался об отце именно в таких выражениях, но это не мешало ему любить его. Что касалось матери, то она была совсем другой. Катя Шихэйн с ее изысканной вежливостью, безупречным воспитанием и едва уловимым налетом богемности, которым она была обязана своему происхождению из аристократической, «с традициями» семьи, никогда не сталкивалась с грубой реальностью, никогда не принимала на себя сколько-нибудь серьезной ответственности, и это наложило свой отпечаток на ее характер. К Нату она относилась с чуть заметной прохладцей, происходившей, впрочем, не от недостатка любви, а от неумения проявить ее должным образом. Как бы там ни было, в эту поездку они отправились втроем и долго стояли на краю пропасти, любуясь открывавшейся им панорамой, от которой по-настоящему захватывало дух. Потом они спустились вниз и устроили привал на одной из специальных площадок. Насколько Нат помнил, то был последний раз, когда они выбирались куда-то всей семьей.
Когда аэрокар приземлился на вип-площадке близ каньона, Персис протянула Нату специальный прогулочный костюм с блестящей солнцеотражающей поверхностью и тщательно проверила по приборам степень загрязнения воздуха.
— Сегодня воздух в порядке, — сказала она, — но тебе все равно придется надеть вот это.
