— Я?.. — удивился Нат. Он помнил, как потерял сознание, и… и больше ничего не помнил. Оглядевшись, он увидел, что находится в уютном саду в окружении сочной субтропической растительности.
— Где он? — спросил Нат. — Ваш муж, я имею в виду.
— Пока в особняке. Там еще много работы.
— Да уж, работы там порядочно, — согласился Нат.
— Они ведь убили Рэндо вместо вас, — неожиданно сказала женщина.
— Кто? Ваш муж?
— Нет. Кто-то подстрелил его, когда ФБР штурмовало особняк.
— Ну и слава Богу! — воскликнул Нат, чувствуя невероятное облегчение. Потом посмотрел на свои перебинтованные запястья.
— Как вас зовут? — спросил он.
— Кармен Арчибаль. Наполеон — мой муж.
— Значит, Монти был вашим, э-э-э… шурином?
— Деверем, — поправила Кармен. — Знаете, может быть, нехорошо так говорить, но я рада, что Рэндо мертв. Здесь его все ненавидели. По-настоящему ненавидели. И благодарить за это я должна вас.
Потом Кармен дала Нату поесть. Когда он уже заканчивал, появился Наполеон Арчибаль. Он был неразговорчив и заметно нервничал.
— Мне очень жаль, что Монти погиб, — сказал ему Нат. — Мне он очень нравился.
Наполеон пробурчал что-то в ответ. Он был совершенно не похож на своего мягкого, открытого брата и производил впечатление человека сдержанного, волевого, немного замкнутого. Нат, впрочем, ясно видел, что Арчибаль-старший тоже способен на настоящие, глубокие чувства.
— Что мы можем для вас сделать? — спросил он у Ната.
— Я хочу, чтобы мой сын Патрик Шихэйн был немедленно восстановлен во всех правах и получил необходимую медицинскую помощь, — быстро сказал Нат. — Кроме того, есть еще одна вещь…
— Мне кажется, я знаю, какая… — проговорил Наполеон Арчибаль, и его губы чуть заметно дрогнули в улыбке.
Несмотря на то что Нат глубоко разочаровался в Гарте Баннермане, он прекрасно понимал, что ученый был пешкой, винтиком в механизме гигантской корпорации, которая наконец-то прекратила свое существование. Такой же пешкой была и Персис. Сейчас, впрочем, уже не имело значения, знали они о преступлениях Рэндо или нет. Нат, во всяком случае, почти не интересовался, насколько они оба были вовлечены в противозаконную деятельность основателя «Икора». Сейчас его занимало только одно — можно ли вернуть к жизни Мэри, поэтому он попросил Наполеона как можно скорее доставить Гарта в Саванну. Насколько он знал, врач был единственным в мире специалистом, кому по силам подобная операция.
— Ты знал, что Мэри находится здесь? — спросил он у Гарта, как только тот приехал. Единственный вопрос, на который Нат должен был знать ответ.
— Я знал, что Рэндо собрал у себя все замороженные тела, сколько их было в Соединенных Штатах, — ответил ученый. — Но мне всегда говорили, что Мэри среди них нет.
— Значит, ты спрашивал? Почему?
— Я спрашивал после того, как ты спросил меня, — проговорил Гарт и добавил: — С тобой обошлись несправедливо, Нат, и мне очень стыдно, что я принимал в этом участие.
— Мне тоже, — сказал Нат.
— Но пойми: Рэндо и «Икор» были единственными, кто согласился финансировать мои исследования после моих неприятностей с ФАББ. Они платили наличными и давали мне возможность заниматься тем, чем мне хотелось. Да и влияние, которым пользовался Рэндо среди власть имущих, тоже кое-что значило. Мало кому из ученых так везет.
— Но за все это приходилось платить, не так ли?
Гарт кивнул.
Пока Гарт проводил необходимые анализы, Нат ждал наверху, в огромном, как пещера, бальном зале особняка. Остальные тела из подвала должны были забрать ФБР и другие правительственные агентства, и в коридорах царила деловая суета. В сопровождении оравы адвокатов и телохранителей прибыл Джон Рэндо. Он хотел войти, но его не впустили, и Нат знал, что ему тоже будут предъявлены серьезные обвинения. Он, впрочем, ожидал, что Рэндо-младшего арестуют на месте, и был неприятно удивлен, когда этого не случилось. Очевидно, с тех пор как он жил в первый раз, юридическая процедура еще больше усложнилась. Наполеон, однако, заверил его, что Джон Рэндо непременно предстанет перед судом, как только удастся доказать, что он знал о находящихся в подвале телах.
Какое-то время спустя вернулся Гарт. Он принес неутешительные вести.
— Мне очень жаль, Нат, — сказал он, — но ничего не выйдет. Некроз нервных тканей зашел слишком далеко.
— В таком случае я хочу с ней попрощаться, — сказал Нат.
Мэри уложили на мраморный стол и дали Нату специальные изолирующие перчатки, чтобы он мог прикоснуться к замерзшему телу. Сначала робко, потом все смелее Нат гладил словно высеченное из самого крепкого льда лицо Мэри. Потом он тщательно пригладил ее непокорные, заиндевевшие локоны и выпрямился.
— Моя любимая… — прошептал Нат и словно наяву увидел, как она садится, улыбается и протягивает руки, чтобы он поскорее увел ее прочь из этой мрачной гробницы. Поддавшись безотчетному порыву, он снова наклонился и, обхватив голову Мэри руками, прижал ее к груди жестом глубокой нежности и любви, но ее голова была холодна и тверда, точно каменное изваяние.
— Ты была удивительной, — прошептал Нат в ее белые от инея волосы. — И откуда только ты брала силы, чтобы быть такой отважной?
«Я знаю — откуда», — подумал он, и его пальцы в толстой перчатке на несколько секунд сплелись с твердыми и хрупкими пальцами Мэри. «Я знаю», — повторил Нат, выпуская ее безжизненную руку.
