Впрочем, в последние дни Мэри настолько овладела собой, что даже обменивалась с друзьями мрачноватыми шутками, но в глубине души продолжала ощущать себя одинокой и в высшей степени несчастной. А интервью еще добавило ей отрицательных эмоций.
Кэти Курик начала издалека и даже задала Мэри пару-тройку дежурных вопросов о самочувствии, погоде и прочих пустяках. Ей, однако, не потребовалось много времени, чтобы перейти к главному: как Мэри решилась поступить подобным образом с собственным мужем.
Пытаясь ответить на этот вопрос, Мэри прибегла к сухому, «профессиональному» языку.
— В тот момент, — сказала она, — я запретила себе думать о его теле как о чем-то таком, к чему я когда-то испытывала глубокую привязанность. Я старалась думать о его душе. Как профессионал, я отдавала себе отчет, что мой муж находится в состоянии клинической смерти. Я уже заморозила четырнадцать тел, и мой опыт подсказывал мне, что единственный шанс для Ната — декапитация. Его голова пострадала меньше всего, и я надеялась сохранить ее.
— Я вполне понимаю, Мэри, что вы все еще оплакиваете вашего мужа и что вы носите под сердцем его ребенка, но мы разговаривали со многими врачами, и они в один голос утверждают: при замораживании человеческому телу наносятся значительные повреждения. Вода, содержащаяся в клетках живой ткани, превращается в лед, который, расширяясь, буквально разрывает клеточную оболочку. Это означает, что замороженное тело вообще нельзя будет оживить. Вы сами врач, Мэри, врач и ученый… Как же вы можете верить в возможности криотехнологий, если большинство ваших коллег не согласны с вами?
— Мои коллеги вовсе не несогласны со мной. Они просто проявляют разумную осторожность, которая в медицине еще важнее, чем… чем в атомной энергетике. Между тем им хорошо известно, что и мы, и некоторые другие исследователи метода глубокого замораживания уже давно научились использовать сероводород, чтобы поддерживать лабораторных мышей в состоянии так называемой «приостановленной жизни». А раз получается на мышах, почему не может получиться на человеке? Да, я понимаю, что технология глубокого замораживания еще слишком молода и недостаточно отработана, чтобы ее можно было широко использовать на людях, но… Мы в своих исследованиях постоянно совершенствуем наши методы, и небезуспешно. В настоящее время мы работаем над созданием микросуспензии льда — своеобразного «человеческого антифриза», с помощью которого можно добиться застекловывания клеток без нанесения им сколько-нибудь существенного вреда.
— Расскажите об этом поподробнее, пожалуйста…
— Я… В общем, при охлаждении тела химизм большинства физиологических процессов резко меняется, благодаря чему наша жидкость беспрепятственно проникает в каждую клетку и практически мгновенно останавливает броуновское движение молекул. Благодаря этому не происходит ни обезвоживания клеток, ни разрыва клеточных мембран, о котором вы упоминали.
— Но ведь технологий, способных вернуть вашего мужа к жизни, пока не существует, не так ли? — Это был не вопрос, а утверждение, и Мэри покачала головой.
— Таких технологий не существует, — тихо сказала она. — Но если вы приедете к нам в Калифорнийский университет, я покажу вам, как далеко мы продвинулись в развитии нанотехнологий. Уже через несколько лет мы сможем в буквальном смысле ремонтировать клетки — каждую в отдельности! — при помощи миниатюрных компьютеров, которые сумеют определить и ликвидировать нанесенный тканям ущерб. Когда вы увидите, на что способны эти крошки, вы убедитесь, что физическое воскрешение человека уже очень скоро сможет стать научным фактом.
— Что ж, мне кажется, нам стоит посетить вашу лабораторию, — заметила Кэти.
— Мои коллеги в Калифорнийском университете создают компьютеры размером в один микрон. Это значит, что они в сотни раз тоньше человеческого волоса, однако они на многое способны. Каждый нанобот запрограммирован таким образом, чтобы, присоединившись к поврежденной клетке, восстанавливать ее. Грубо говоря, компьютеры действуют как крошечные инженеры, которые, так сказать, проводят необходимый ремонт в полевых условиях.
— И когда можно надеяться на появление таких инженеров?
— Я думаю, что не ошибусь, если скажу, что к середине — концу этого столетия они уже будут широко применяться во всех областях медицины.
— Значит, мы с вами до этого уже не доживем?
— Мы — нет, а вот наши дети доживут и будут пользоваться технологиями, которые мы создаем сегодня.
— Но насколько я поняла, ваш поступок был продиктован желанием снова увидеть Ната живым, не так ли? Вы хотели воссоединиться с мужем и ради этого пошли на эту… гм-м… операцию.
— Я верю, что когда-нибудь обязательно увижу его снова, — сказала Мэри решительно. — И мой нерожденный сын тоже обязательно увидит отца.
— Что ж, будем надеяться, что вы правы, — сказала Кэти.
Мэри выключила телевизор.
— Да, — сказала она, повернувшись к Миранде, — я действительно выглядела, как настоящая психованная фанатичка.
— Ты и правда надеешься увидеть Ната снова? — осторожно поинтересовалась Миранда.
Мэри не ответила.
5
С рождением ребенка проблемы, связанные с уголовным преследованием, отошли для Мэри на второй или даже на третий план. Ребенок — мальчик — весил семь фунтов и две унции, и на лбу у него пламенела треугольная прядь огненно-рыжих волос, несколько напоминавшая своей формой перевернутую козлиную бородку. Мэри назвала его Патриком в честь свекра — Натова отца. Она была безмерно счастлива, что у ее сына такие же волосы и глаза, как у Ната. Материнские чувства, отсутствие которых так ее беспокоило на протяжении всей беременности, пришли вместе с молоком. С этого момента Мэри уже не мыслила себя отдельно от ребенка. Частенько забота о малыше принимала у нее форму гиперопеки. Любая, даже воображаемая угроза его здоровью и благополучию вызывала у Мэри яростную, почти истерическую реакцию. Она, впрочем, надеялась, что со временем как-нибудь примирится со смертью Ната и будет вести себя спокойнее. Но пока Мэри чувствовала себя напуганной и растерянной как никогда. И то обстоятельство, что ей предстояла серьезная схватка с полицией, отнюдь не добавляло ей спокойствия.
К счастью, состряпанное против нее дело так и не попало в суд. Ее адвокат с самого начала выбрал верную тактику: упирая на неординарные обстоятельства происшествия, он одновременно пытался доказать, что в данном конкретном случае полиция отстаивает свои узковедомственные интересы, а отнюдь не интересы закона. Благодаря подобному подходу ему удалось добиться того, что Мэри было предъявлено обвинение в мелком административном правонарушении и назначено наказание в виде штрафа в размере тысячи долларов. Узнав об этом, Мэри от облегчения даже расплакалась и бросилась обнимать адвоката. Теперь она могла наконец попытаться жить спокойно. Чтобы отпраздновать успех, она пригласила к себе нескольких самых близких друзей и поделилась с ними своими планами вернуться на работу.
