57
— К тебе посетитель, Нат! — объявила Персис.
— Вот как? Первый посетитель за все время! — воскликнул Нат, с трудом сдерживая волнение. — Кто же это?
В палату вошел Монти. Нат поднялся ему навстречу, и двое мужчин обнялись. Потом лицо Монти как-то странно сморщилось.
— Я… я думал, что ты погиб, — проговорил он сдавленным, срывающимся голосом.
— Как видишь, я жив и почти здоров. Впрочем, должен сказать честно — меня вытащили в последнюю минуту. Ну а ты как поживаешь?
— Я в порядке, Нат. В полном порядке!
Но Нат чувствовал, что это далеко не так. За время, что они не виделись, Монти сильно изменился. В нем появилась какая-то напряженность, которой раньше не было.
— Что стряслось, дружище? — негромко спросил Нат, но Монти только опустил глаза и снова обнял Ната.
— Я думаю, он рад снова оказаться в штате, — предположила Персис.
— В таком случае нужно как можно скорее разыскать и вернуть на работу Карен, — твердо сказал Нат. Карен и Монти стали для него семьей — странной, нефункциональной, и все же ближе этих людей у него никого не было. Еще более странным казалось то, что главой этой семьи Нат ощущал себя. Во всяком случае, он — совсем как когда-то — пытался принимать решения за них обоих. Его уверенность в своих силах подкреплялась сознанием того, что срок его пребывания в этой палате близится к концу и что за стенами «Икора» его ждет новая жизнь, хотя какой она будет, Нат еще не знал. Самое важное, впрочем, заключалось в том, что он снова начал испытывать сочувствие и сострадание к окружающим; для Ната это было главным признаком того, что он действительно выздоравливает, становится самим собой.
— Как насчет того, чтобы сгонять партийку в шахматы, Монти? — спросил он.
Монти отер глаза:
— Я уж и забыл, когда в последний раз брал в руки шахматы. Ты наверняка выиграешь. Я просто уверен в этом!
О возвращении Ната Монти узнал от Персис. Монти радовало, что Нат жив и здоров, но на душе у него, что называется, кошки скребли. Он уже согласился сотрудничать с Фредом, и теперь ничто не могло помешать публикации в СМИ сведений, которые он сообщил журналисту. Монти подписал официальные документы, согласно которым тот получал право использовать эту информацию по своему усмотрению. За это Фред пообещал щедро заплатить Монти. Сумма действительно была огромной — столько денег ему трудно даже себе представить. Монти, правда, опасался, что «Икор» попытается отомстить ему за разглашение служебной тайны, но редактор «Метрополитена» сказал: мол, если корпорация действительно занималась противозаконной деятельностью, то статья в прессе вызовет широкий общественный резонанс, что само по себе — достаточная гарантия его безопасности. Кроме того, попытка Монти разоблачить упомянутую незаконную деятельность снимает с него ответственность за нарушение предусмотренных контрактом обязательств по сохранению коммерческой информации. Наконец, журнал прямо обещал Монти, что примет все меры, чтобы защитить его и его семью.
Правда, редактор тут же добавил, что «Метрополитен» пока не располагает достаточными доказательствами упомянутой незаконной деятельности, поэтому Монти необходимо каким-то образом вернуться на работу в «Икор» и добыть их. В первую очередь журнал интересовало цифровое фото «первого размороженного человека» или какие-то документы, которые подтверждали бы его существование. Поначалу Монти наотрез отказался — он больше не хотел иметь с «Икором» ничего общего. Корпорация поступила с ним просто по-свински, рассчитав причитающуюся ему сумму буквально по минутам вплоть до момента, когда он в последний раз вышел из здания, и не добавив ни цента сверх положенного. К тому же Монти было стыдно снова встретиться с Натом — своим единственным другом, которого он собирался предать. Однако после долгих уговоров, подкрепленных обещаниями значительно увеличить обещанное вознаграждение, Монти уступил. Точнее, он пообещал придумать какой-нибудь способ вернуться на прежнее место, втайне надеясь, что такой возможности ему не представится. Монти наивно полагал, что, чем бы ни закончилась эта история, в итоге от нее выиграют все: Нат выйдет на свободу, сам он получит деньги, а его родители обретут — в его лице — опору в старости.
И тогда он позвонил Персис. Его расчет был прост: Монти знал, что если Нат вернется, за ним нужно будет ухаживать, а у «Икора», штат которого после вмешательства агентства подвергся резкому сокращению, оставалось не слишком много свободных рабочих рук. К тому же за Натом должен ухаживать опытный лаборант, который хорошо осведомлен о подробностях проекта.
Персис на месте не оказалось, но не успел Монти с облегчением вздохнуть, как она перезвонила сама. Персис начала с того, что извинилась перед ним за то, как скверно обошлась с ним компания, добавив, что много разговаривала с мужем, убеждая его взять Монти на прежнее место. Сообщив о возвращении Ната, она предложила Монти выйти на работу уже с завтрашнего дня, и ему ничего не оставалось, кроме как согласиться.
У него и так было муторно на душе, но, увидев Ната, Монти окончательно понял, какую гнусность он совершил. А когда Нат по-отечески обнял его, Монти стало совсем худо. В эти мгновения ему больше всего хотелось убежать куда-нибудь на край света, спрятаться от всех так, чтобы никто его не нашел. Улучив минуту, Монти позвонил Фреду и умолял сделать что-нибудь, чтобы публикация не состоялась, но журналист ответил, что уже поздно и что «Метрополитен» опубликует разоблачительные материалы вне зависимости от согласия Монти. Вся разница теперь лишь в размере вознаграждения: чем больше информации он сумеет добыть, тем больше ему заплатят.
— Ты зашел уже достаточно далеко, и пути назад нет, — сказал журналист. — Теперь у тебя только один выход — идти до конца. Не переживай, скоро все неприятности будут позади!
Прошло два дня, и Монти должен был выйти на первое после своего возвращения ночное дежурство. Дежурство начиналось в полночь, и, пробивая карточку, он от души надеялся, что Нат уже уснул и ему не придется смотреть другу в глаза. Монти рассчитывал сделать несколько снимков спящего и скопировать кое-какие медицинские файлы — ему казалось, что этого будет достаточно. Его вещи давно упакованы; справки и врачебные сертификаты, позволяющие пересечь границу Аризоны, помог оформить журнал. Монти оставалось только добыть необходимые доказательства — и в путь. Штат он покидал впервые в жизни и не мог думать об этом без волнения.
Монти никогда не позволял себе спать на дежурстве, но сегодня он, должно быть, все-таки задремал, потому что около трех пополуночи его разбудил сигнал тревоги. Сигнал подавали сенсоры, вшитые в ночную рубашку Ната. Вскинув голову, Монти уставился на экраны, ожидая увидеть на них картину полного пробуждения, но другие датчики показывали, что пациент по-прежнему крепко спит. Между тем тепловой сенсор зарегистрировал сокращение мускулатуры левой руки и предплечья. Вероятно, у Ната легкая судорога, а может — датчик испортился, подумал Монти, включая систему видеонаблюдения и давая максимальное увеличение. То, что он увидел на экране, поразило его настолько, что несколько секунд Монти сидел совершенно неподвижно, не в силах поверить своим глазам. Левая рука Ната, опираясь на пальцы, осторожно, крадучись, ползла по простыне, по одеялу словно паук и остановилась, только когда оказалась у него на груди. Впечатление такое, словно рукой управляет кто-то другой или — вот уж вовсе невероятное предположение! — будто левая кисть Ната обладает собственным разумом или, по крайней мере, инстинктом. Монти долго наблюдал за ней, но рука больше не шевелилась, а он был так потрясен, что совершенно забыл сделать снимки для «Метрополитена».
