— Эй! — проговорил пьяный Мартино, с трудом приподнимая веки. — Вы мне делаете больно!
— Вы нажрались до чертиков, Мартино.
— Не отлицаю, — ответил он с глупой улыбкой. — Может, у вас есть полошочек, чтой-то для плотлезветь? О-ля-ля.
«Критическая ситуация», — поняла колдунья. Пара пощечин не поможет. Ей нужен был Мартино, крепко стоящий на ногах. Она глянула на реку, текущую под мостом, к счастью, почти пустую.
Существовало древнее заклинание викингов для перепивших воинов, чтобы они могли пойти в бой. Оно было опасным, но действенным, как все северные заклинания, хотя и давало нежелательные побочные эффекты. Никто не знал после его произнесения, когда оно прекратит свою работу. Но у Роберты не было выбора. Мартино сам напросился. И ему, а не ей придется платить за разбитые горшки.
Колдунья прижала следователя к парапету, чтобы он не упал, и крикнула в сторону серой воды:
— Nudlok Gotli Tulsa, Gotli Valhalla Noisy Noisy.
Мартино приоткрыл один налитый кровью глаз и спросил, ни к кому не обращаясь:
— Чтоэтозатреп?
С поверхности реки взметнулись две руки, вращаясь, поднялись до парапета и схватили следователя. Оторвали от моста и бросили в пустоту. Моргенстерн отступила. Она не ожидала подобной свирепости. Потом наклонилась над водой, чтобы посмотреть, что сталось с беднягой в водах лагуны. Место, куда он упал, кипело. Вот уже десять секунд вода трепала его, как грязную половую тряпку.
— Наверное, переборщила, — произнесла Роберта.
Она уже открыла рот, чтобы выкрикнуть контрзаклинание, когда река подбросила следователя на пятиметровую высоту. Он выглядел окончательно протрезвевшим. Водяные руки держали его за талию. Роберта произнесла заклинание в обратном порядке, и Мартино поставили на мост рядом с напарницей.
Водяные руки вернулись в лагуну, и та вновь обрела вековое спокойствие.
— Как себя чувствуете? — спросила колдунья. Молодой человек оглядывался по сторонам, пытаясь понять, что с ним произошло. Роберта с жалостью глянула на него и велела одежде немедленно высохнуть. Клемана окутало паровое облако, которое тут же поднялось над его головой. Одежда его стала сухой и теплой.
— Как себя чувствуете? — повторила она.
«"Е", — подумал Мартино. — Вторая буква "Е". После "М"». Он так и не вспомнил, что только что испытал.
— Немного тряхнуло. Похоже, я понимаю, что произошло, но не осмеливаюсь спросить.
— И не спрашивайте. Хорошо. Пошли.
Она указала ему на причал под мостом. Туда вела каменная лестница. Против течения с пыхтением двигался паровой катер. Через час он должен был загрузиться теми жителями, кто желал вкусить удовольствий зачарованного острова.
— Нам надо добраться до Версаля. Именно там состоится следующая черная месса Ла Вуазен. Помните?
— Да, да, нормально. Пожалуйста, не кричите. — Молодой человек потирал лоб. — Помню. Но до сих пор не уверен, что мысль хорошая. Быть может, нам… не знаю… лучше предупредить Грубера?
— А! — хмыкнула Моргенстерн. — Под предлогом того, что астральный близнец ведьмы, сожженной в 1680 году, готовит черную мессу по всем правилам? Сегодня вечером? Милиция все равно не успеет прибыть, даже если Грубер решит дослушать меня до конца.
— А ромы? Ведь приносят в жертву их детей — именно это вы прочли в голове чудовища?
— Они могли бы нам помочь. Но не рассчитывайте на меня, чтобы собрать армию до девятнадцати часов и взять замок приступом.
— Почему?
— Потому что это невозможно. Версаль находится в часе хода катера.
— Мне это не нравится. Палладио скрывает свой облик. Потрошительница исчезает. Ла Вуазен появляется…
— Придется смириться. Мы гоняемся за призраками. И, по моему мнению, они продолжают водить нас за нос. А музыку заказывает граф.
Мартино вспомнил о первом впечатлении от графа. Пока они сидели за столом, молодой человек считал, , что общался с богом. И даже передавал ему соль.
— Думаете, что за всем этим стоит именно он?
— Не думаю, уверена.
— А если он лично поджидает нас в Версале?
Роберта вздохнула. Катер подошел к пристани.
Через час он уйдет в обратный рейс. У них не оставалось времени.
— Полностью согласна с вами, мой маленький Мартино. Этот зачарованный остров похож на западню? Ответ — да. Но вам следует задать себе иной вопрос.
— Не… А какой?
Колдунья заглянула в глаза напарника.
— Хороший вопрос звучит так: какую часть себя вы можете принести в жертву, чтобы спасти ребенка, которому сегодня вечером уготована смерть?
Катеру понадобился целый час, чтобы добраться до зачарованного острова. Сверкающий сад отражался в лагуне, напоминая о ярмарочном празднике, организованном на пустом месте. Моргенстерн и Мартино сошли на землю и добрались до двух гигантских гончарных ваз, указывавших вход во владения.
Они залюбовались Версалем Великолепным, где все было разрешено, а вернее, настоятельно рекомендовалось.
Вид открывался примерно на полмили. Несмотря на сгущающиеся сумерки, было светло как днем из-за факелов, стоящих вокруг цветников и отражающихся в бассейнах. Но окна замка оставались темными.
Удовольствиями потчевали снаружи. Повсюду стояли просторные палатки. На подмостках играли актеры, позаимствовавшие помпезные жесты у итальянцев. Поднявшийся ветер хлопал полотнищами палаток. Облака неслись с невероятной скоростью, то и дело закрывая луну, которая походила на белое пламя, задуваемое порывами урагана.
Толпа мгновенно рассосалась. По слухам, то, что разыгрывалось в кустах, было намного менее безобидным, чем скрипичные концерты вокруг бассейнов. Парочки и одиночки бродили по аллеям парка в атмосфере роскошного празднества. Каждый явился сюда насладиться в полном смысле этого слова. И Палладио ублажал их за их же деньги.
Роберта искала глазами картонный замок, который увидела в мозгу Ла Вуазен. Наконец нашла и указала на него Мартино. Молодой человек достал план, который им вручили на катере, и нашел на нем строение.
— Речь идет о палаццо Альцинеи. — Он глянул на часы. — Чуть менее чем через час там начнется фейерверк.
— Надо отыскать место, где будет разворачиваться церемония. Я пойду осмотрю замок. А вам поручаю сады. Примерно через час встречаемся у Оранжереи. Удачи, Мартино.
— Удачи, Моргенстерн.
Следователь уже бывал на роскошных празднествах. В том числе и дома, в замке Мартино. Клуб Состоятельных можно было ненавидеть, но члены его умели жить. Но, насколько он мог судить, ни один прием не мог сравниться с этим праздником.
