— Это смотря как столкнуть, — сказал Обиходов задумчиво. — Сталкивать нужно по-настоящему, так, чтобы история с пропавшим курьером показалась им обоим мелкой шалостью.
— Это как? — спросил Коля.
— Надо подумать, — сказал Обиходов. — А пока расскажи-ка мне еще про Заморокина. Что это за фрукт?
19
Аделаида Степановна чмокнула на прощанье мужа в щеку.
— Во сколько ты сегодня?
— Скорее всего, поздно, — печально произнес Заморокин. — Много работы. Головы не дают поднять, дармоеды.
Аделаида Степановна принюхалась:
— Чем это от тебя пахнет?
— Что такое? — встревожился Заморокин. Он дохнул на выставленную перед ртом ладонь и втянул воздух. — Опять парадонтоз?
— Нет, не парандотоз, — сказала Аделаида Степановна. — У тебя что, новый одеколон?
— Ах, это! — воскликнул Заморокин с наигранным облегчением. — Это не одеколон, просто туалетная вода.
— Откуда она у тебя? — пытливый взгляд супруги напомнил Ивану Ивановичу рентгеновские установки для досмотра багажа в аэропорту.
— Купил, — непринужденно ответил он, отвернувшись к зеркалу и сделав вид, что ему не нравится галстучный узел.
— Купил? — удивилась Аделаида Степановна. — Где, когда?
— Точнее, подарили, — быстро исправился Заморокин. — Да, я вспомнил. Мне ее подарили. Партнеры из Германии. У них там принято дарить мужчинам парфюм. Просто, как сувенир. Представляешь? Идиотизм какой.
— Какие еще партнеры? Из какой Германии?
— Это бизнес, Адочка, — Заморокин принял серьезный вид. — Я веду с ними переговоры. Очень важные переговоры. От этих переговоров многое зависит.
— Ладно, ладно! Веди свои переговоры, — смягчилась Аделаида Степановна. — Только смотри, чтоб между партнерами там партнерши не затесались.
— О чем ты говоришь!? — немного нервно рассмеялся Заморокин. — Ну, ладно, золотко, я побежал. Буду без тебя скучать!
— Подожди! — Аделаида Степановна ловким движением вытерла со щеки Ивана Ивановича пунцовый след от своей губной помады. — Теперь иди!
Закрыв за мужем дверь, она внимательно и строго посмотрела на свое отражение в зеркале, поправила пирамидальную прическу, провела руками по мощным бедрам и царственной походкой направилась в гостиную. Как только она опустилась на диван и взяла в руки телевизионный пульт, в дверь позвонили.
— Опять забыл что-то, — вздохнула Аделаида Степановна, поднялась с дивана и пошла открывать.
Первое, что она увидела перед собой, когда открыла дверь, был огромный роскошный букет цветов. Букет держал рыжий молодой человек лет восемнадцати. Его глуповатое лицо со смешно оттопыренными ушами показалось Аделаиде Степановне знакомым.
— Здравствуйте, — молодой человек неуклюже кивнул головой. — А Иван Иванович дома?
— Нет, — ответила она. — Он ушел. Только что.
— Аа… — протянул молодой человек. — Значит, мы разминулись.
— А вы что, договаривались встретиться?
— Да, я должен был заехать за ним к десяти, но у меня поломалась машина, — молодой человек виновато шмыгнул носом. — Пока чинил… и вот, опоздал. Ну, ладно, извините! — он развернулся и собрался идти.
— Стой! — строго сказала Аделаида Степановна. — А это у тебя что? — она кивнула на букет.
— Цветы, — ответил молодой человек.
— Вижу, что цветы. Я спрашиваю, для кого?
— Для родственницы Ивана Ивановича.
— Для родственницы? — Аделаида Степановна почувствовала неладное. — Для какой еще родственницы?
Молодой человек наморщил лоб:
— Кажется, для племянницы.
— А ну, дай сюда, — Аделаида Степановна решительно взяла букет из рук молодого человека и принялась его рассматривать. На лепестках огромных алых роз дрожали капельки воды. В благоухающей глубине букета, среди колючих стеблей, что-то белело. Аделаида Степановна осторожно, чтобы не пораниться о шипы, просунула свою пухлую руку и достала конверт.
— Держи! — она вернула букет молодому человеку и вскрыла конверт.
Внутри конверта обнаружилась открытка, явно изготовленная на заказ. На ней был изображен мужчина, похожий на тореадора, только в тельняшке и с такими же, как у Ивана Ивановича усиками. Из головы тореадора выдувался то ли пузырь, то ли облако. Так в детских книжках и карикатурах обозначаются мысли персонажей. В пузыре была изображена… о, ужас!.. постель! А в ней полуобнаженная блондинка с умопомрачительно длинными ногами. Венчала это безобразие надпись «Морячок скучает по своей киске».
— Значит, морячок, — выдохнула Аделаида Степановна, стараясь обуздать вскипающую ярость.
— Что? — не расслышал молодой человек.
— Ничего! — ледяным тоном произнесла супруга. — Так! Для которой это племянницы?
— А я не знаю, — молодой человек заморгал пушистыми рыжими ресницами, отчего приобрел совсем глупый вид.
— Для старшей или для младшей? Для той, что на Вернадского живет? — закинула удочку Аделаида Степановна.
— Сейчас. У меня записано, — молодой человек полез в карман и достал бумажку с адресом. — Нет, не на Вернадского. Тут написано: улица Погодинская, дом 12, квартира 47.
— Ах, вот как! — глаза Аделаиды Степановны хищно сузились. — Значит, Погодинская 12–47. Знаешь что, дорогой, ты дай-ка этот букет мне. Я сама его отвезу. Порадую, дорогую родственницу.
— Хорошо, — молодой человек с готовностью протянул букет Аделаиде Степановне.
— А ты ступай, — сказала она. — Занимайся своими делами. И вот что! Ивану Ивановичу, если его увидишь, не говори, что отдал цветы мне. Это будет сюрприз. Ты понял?
— Понял! — кивнул молодой человек и будто в подтверждение два раза хлопнул ресницами.
20
Этот ужасный день начался для Таточки Голубикиной вполне обычно. Она проснулась часов в одиннадцать, минут сорок еще понежилась в постели, больше было никак нельзя. В четыре часа ей предстояло ехать на съемку для модного журнала. Назывался он как-то сложно, по-английски, она помнила только имя фотографа — Димочка. Симпатичный такой мальчик с большими нежными глазами, плавными движениями и забавной манерой говорить нараспев. Итак, Димочка должен был заехать за ней в четыре, а сразу после съемки Таточке предстояло ехать в клуб, на презентацию чего-то там. То ли коллекции нижнего белья, то ли новой компьютерной программы. Запоминать это было необязательно, все равно ей еще сто раз позвонит подруга Линда. Линда любила изображать из себя деловую даму, и все записывала в маленький органайзер, который ей подарил Джошуа. Несмотря на свое английское имя, Джошуа был китайцем. Точнее, гонконгским китайцем. «Это большая разница!» — всегда добавляла Линда. На презентацию они собрались идти все вместе. Таточка чмокнула в маленький черный нос Родригеса и спихнула его с постели. Флегматичный Родригес, оказавшись на ковре, сладко зевнул, потянулся и отправился на кухню, проверить, не появилось ли чего за ночь в его голубенькой миске. Для пекинеса он был, пожалуй, слишком прожорлив. Ел все подряд, словно какой-нибудь банальный спаниель. Таточка накинула длинный шелковый халат и тоже пошла на кухню. Наступило время крепкого кофе и первой утренней сигареты.
